– Да уж. Дело вызывает резонанс, это точно. Я по этому поводу и зашёл. Чудная ситуация. Помнишь времена, когда мы были элитой общества? В баре достаточно было дать свою визитку самой красивой девице, и та тут же раздвигала ноги. Весь мир тогда лежал у наших ног. А потом он разбился вдребезги для нас. И сейчас мы лишь собираем мелкие осколки.
– К чему ты клонишь?
– Томас, – Дэв поддался вперёд, упёрся руками о мой стол и наклонился, заговорив быстро-быстро, понизив голос, – у тебя сейчас есть возможность всё исправить! Тебе выпал шанс вернуть вещи на свои места! Это очень сложное дело, и чтобы его выиграть, нужно приложить титанических усилий. Побереги себя для будущих дел, которые станут сыпаться на нас, как только программу роботов отменят! Позволь им это сделать!
– Ты правда считаешь, что если программу отменят, а лоббисты роботов не станут больше поддерживать Шермана, ты займёшь его место? – спросил я прямо, скептически подняв левую бровь.
– Место здесь ни при чем! – глаза Дэва резко налились кровью, – я хочу вновь быть одним из лучших! Среди людей, а не роботов.
«И я хочу, Дэв, поверь, очень хочу. Различия между нами только в том, что мне такой шанс представился. Тебе – нет» – подумал я, а вслух ответил:
– Так кто же тебе мешает? Знаешь, чем лучшие отличаются от остальных? Они никогда умышленно не проигрывают. Я доведу дело до победы.
– Томас, как ты можешь? – ноздри Дэва гневно расширились, – ты предаёшь нас всех: своих коллег и друзей! Мы ненавидим роботов, они наши враги! Как ты можешь их поддерживать? В твоих руках возможность всё изменить, а ты ею не пользуешься!
– Да вот как раз я и собираюсь ею воспользоваться.
– И чего ты добьёшься? Ты будешь как экспонат в музее – тебя будут фотографировать, говорить о тебе, недолго. Не более. И всё. В судах будут роботы. Ты будешь безработным в скором будущем. А отмени роботов – и от дел не будет свободного времени. Вот там и покажешь, что ты лучший. Не здесь, Томас.
– Если ты уйдешь сейчас, Дэв, наш разговор останется только между нами и о нём никто не узнает.
– Смотри, не пожалей о своём решении! – Дэв вышел, хлопнув за собой дверью.
Я мог его понять. Он руководствовался своими личными мотивами. Я поступал так же. Это дело – было моим первым шансом за всё время вернуть себе авторитет. Стать первым среди людей-адвокатов. Второй подобный шанс такого размаха мне не подвернётся никогда. Я должен был сделать всё, чтобы выиграть.
Я продолжил работу, а потом у меня родилась идея.
Ещё позднее, когда все люди уже лежали в своих постелях, отдыхая после тяжелого рабочего дня, я встретился с шефом полиции, своим другом Джеймсом Филмором. Когда я подъезжал на своей машине, к обусловленному месту, он уже ждал меня, опёршись о капот своего джипа, поставив ногу на бампер.
– Тебе я вижу, не спится, – ухмыльнулся Джеймс, – и другим не даёшь.
– Зачем тратить время на сон, если можно использовать его с большей пользой.
Мы стояли у обочины шоссе. Изредка мимо проезжали машины, освещая нас светом фар.
– Расскажи мне о Тиме Кенвуде, – моя просьба была не совсем законной, для такой информации существовала пресс-служба полиции, но там, где есть дружба – граница между дозволенным и запрещённым становилась очень тонкой и прозрачной, и её можно было пододвигать в нужную вам сторону.
– Ну и создал нам проблем этот робот. Конечно, спасибо ему большое, мы задержали этого ненормального. Представь себе, Томас, это действительно он. Серийный маньяк… Я думаю это ты уже узнал из пресс-отчёта. Но мы оказались в дурной ситуации – пока не можем посадить Тима, не можем начать суд по его многочисленным убийствам, потому что правосудие остановлено. Мы нашли все доказательства его виновности. Ранее он никогда не оставлял следов, а тут – при обыске его дома мы нашли фотографии. Представь себе, он всегда делал три снимка – первый, пока человек живой, до нападения. Всегда фотографировал скрытно, до того, как вступить в контакт с жертвой. Второй снимок – на каждом из них женщины и девушки сфотографированы обнажёнными, все в синяках и царапинах, плачущие, кричащие, страдающие. Третий снимок – после убийства. Безголовые трупы. Он эти фотографии коллекционировал. В этой коллекции был и один снимок – той студентки, в ночном клубе он запечатлел её до того, как подошёл знакомиться. Он собирался сделать очередное плановое убийство, но тогда ему помешали, и он попытался представить всё в таком свете, словно и не нападал на неё. Это дело и попало в суд, на котором его сдал робот. Но по этому делу полиция тогда не стала обыскивать его дом – всё выглядело как обычная мелкая ссора в ночном клубе между пьяной и подкатившим к ней кавалером. Но после суда и записи… Мы обыскали дом. Кроме снимков мы нашли шкатулку, в которой лежало по одной вещи каждой убитой. Он забирал их и коллекционировал. Этот псих – один из самых опасных маньяков страны за последние годы. И теперь мы не можем ничего с ним сделать. Ни посадить, ни не дай Бог отпустить. Если засадим, то защитники прав человека нас штурмом возьмут – обвинён незаконно, все процедуры нарушены, требования законов не учтены, законного суда по его преступлениям не было, а человека лишили права на защиту и устроили самосуд. А с другой стороны нас преследует остальная часть общества, которая требует немедленной расправы над убийцей, или чтобы мы посадили его в тюрьму, не дожидаясь суда. Как это так – он убил двадцать одного человека, а мы не можем его посадить. Некоторые люди боятся, что мы его отпустим. Но самое неприятное – с нами связываются родственники и друзья погибших. Ох, что они говорят и как тяжело им объяснять, что мы пока ничего не можем сделать с Кенвудом. Он псих, которому и смертной казни мало. Когда на протяжении этих четырех лет мы находили тела, они все были обезглавлены. Мы не смогли найти ни одной головы. Этот ублюдок не признается, что же он с ними делал, куда дел и зачем, самое главное. Я же могу понять всех этих родственников, которые нам звонят… Но что я могу сделать? Ты знаешь, что завтра у здания суда планируется митинг?
– Слышал, – кивнул я, а затем добавил, – могу я использовать эту информацию завтра в своей аргументации?
– Для этого нужно, чтобы она попала к тебе официально.
Я подошёл к машине, открыл дверь и достал из бардачка лист бумаги.
– Вот мой запрос.
– Отлично, тогда завтра с утра я приду на работу пораньше. Я приму твой запрос. Официальный ответ придёт до начала суда.
– Спасибо, мой друг.
Я видел, что Джеймс обеспокоен чем-то ещё.
– Тебя что-то волнует, о чём ты не сказал?
– Понимаешь… Четыре года, пока совершались убийства… Есть версия, не основная… Вернее – была версия, что убийца действовал не сам. А сейчас я всё больше о ней задумываюсь.
– У него был сообщник?
– Я не могу этого утверждать, но некоторые вещи косвенно указывали, что их двое. То, как жертву заманивали, расправлялись с ней. Кенвуд не создаёт впечатление человека, который мог самостоятельно столько времени водить полицию за нос, настолько умело совершая все свои злодеяния, идеально заметая следы. Но последнее покушение в ночном клубе он совершил в одиночку. И был пойман. Если учесть, что во всех остальных убийствах ему помогал сообщник и им удавалось скрываться, то когда Тим действовал один, его поймали.
