– Да, начнём с того, – поддержал коллегу второй приглашенный гость, – что «Нор» к Justice-Tech и роботам не имеет никакого отношения…
По местному телеканалу крутили выступления Грегора Глэжа, основного конкурента Аменда.
– Произошедшее не поддаётся никаким рамкам разумного, имея ужасный и античеловеческий характер. Я счастлив, что никто из людей или роботов не пострадал. Но случившееся показывает нам, что общество ещё не готово принять роботов, превосходящих по своему потенциалу роботов судей, адвокатов и полицейских. Как ни крути, но они решают проблемы людей, у которых они возникают, и эти проблемы носят исключительно частный характер. Но робот-политик возьмёт на себя право решать не только от имени жителей штата, но и нации в целом. Мы ещё не готовы к таким радикальным переменам. Может быть через несколько лет, но не столь быстро. Что говорить о нас, если к такому не готовы даже его соратники – не готовы идти за ним настолько, что от отчаяния и бессилия берут в руки оружие и пытаются уничтожить робота? Я горько сожалею, что такая ситуация вчера произошла с Амендом, но разве может ему доверять народ, если даже его команда ему не доверяет?
Вспышки фотокамер. Была созвана пресс-конференция. Глава Партии Демократов давал официальные комментарии случившемуся.
– Патрик Стэнфорд примкнул к нам незадолго до активного начала кампании, после официального выдвижения Аменда. Он вызвался работать на общественных началах, ради идеи, по его словам он всецело поддерживал роботов и готов был сделать всё от него зависящее, чтобы помочь Аменду. Теперь мы понимаем, что он был внедрён в наши ряды специально для подготовки к устранению Аменда. Сейчас идёт расследование. Мы найдём виновных, и они ответят перед роботом-судьей со всей строгостью закона, который нарушили.
Сюжет новостей. Изображение, передаваемое камерой, подергивается, оператор идёт вслед за ведущей. Внизу экрана написано «Батлвидж». Ведущая подходит к одному из домов. Говорит в камеру:
– Это дом Патрика Стэнфорда, мы попробуем поговорить с его овдовевшей женой.
Ведущая стучит в дверь. Та открывается. На пороге стоит женщина. Выглядит скверно. Глаза – опухшие от слёз. Ведущая тычет ей в лицо микрофоном с вопросом:
– Миссис Стэнфорд, как вы прокомментируете заявление…
Женщина, не дослушав вопрос, закрывает дверь, но ведущая продолжает уже громче, рассчитывая, что вдова услышит её даже за внутренней стороной двери.
– …заявление Главы Партии Демократов? Вся информация о Патрике изъята ФБР и ей присвоен гриф секретно, но его знакомые, прося сохранить анонимность, говорят, что он работал на партию уже несколько лет, а вовсе не пару месяцев. Что вы можете сказать на этот счёт, неужели Партия скрывает сведения о вашем покойном муже, отвергая таким образом слухи о внутреннем расколе в рядах партии из-за выдвижения робота?
Дверь открывается, и голову высовывает пожилой мужчина:
– Уйдите! Оставьте несчастную женщину наедине с её горем.
Хлопает за собой дверью.
Несмотря на случившееся, Аменд настоял на том, что нет нужды увеличивать меры безопасности, дополнительная охрана не нужна. Он принял решение продолжать кампанию так, словно произошедшего и не было вовсе.
– Фрэнк, что ты чувствуешь, убивая себе подобных? – они ехали в микроавтобусе по городу, и вопрос Аменда застал Фрэнка врасплох.
– Из твоих уст звучит, будто я мясник какой-то.
– Нет, но для тебя это третий случай, когда ты лишаешь другого человека жизни, согласно твоему досье.
– Я ничего не чувствую. Не воспринимаю это как убийство. Мне лучше полагать, что я выполнил свою работу и защитил тебя.
– Так-то оно и есть, но не отметай факта, что вследствие выпущенной пули, когда ты спустил курок, человек скончался.
– Ты хочешь меня в чем-то обвинить?
– Нет, ни в жестокости, ни в безнравственности, если ты только не получаешь от этого удовольствие.
– Получал бы – досье поувесистее было б. Я имел множество шансов увеличить список, я убиваю лишь когда нет другого выхода. В этот раз получилось скорее случайно, чем специально. С таким же успехом я мог прострелить ему ногу или руку. Или голову сразу. Аменд, подумай, что ты бы чувствовал, если по какой-то абстрактной причине тебе довелось убить робота? Или человека?
– Применимо ли ко мне слово «чувствовать» в твоём понимании?
– Проведя с тобой в общении достаточно много времени, создалось впечатление, что ты намного больше похож на человека, чем на робота – чёрт, ты даже эмоции можешь проявлять.
– Очень правильно выразился, Фрэнк – создалось впечатление. Я создан так, чтобы создавать это впечатление. Во мне алгоритмы, которые вычисляют реакцию людей на сказанное разными оттенками тембра, голоса, формулировкой фраз и мимикой. Когда я шучу или говорю со злостью – для меня это имеет такое же равноценное значение, как когда я молчу или говорю вообще без эмоций. Я не способен чувствовать, но технологии, с помощью которых я создан, ориентированы в первую очередь на восприятие меня людьми. Я изначально знаю, как ты воспримешь мои слова. Если выразиться иначе, иллюзия наличия у меня способности к чувствам и возможности эмоционального выражения информации – это зеркальная иллюзия твоего восприятия. Мои чувства существуют только лишь в представлении и воображении моего собеседника, который согласно своему жизненному опыту понимает, какие чувства и эмоции соответствуют внешнему их проявлению. Во мне есть только внешнее проявление, а внутреннее, которое люди называют чувствами – только в твоём восприятии этого проявления. Мы, роботы, в первую очередь созданы для людей. Наш стиль говорить, вести себя – ориентированы для нашей социализации с вами, чтобы вам было легче нас принять.
– Говоря иначе, ты спокойно мог бы убить без угрызений совести, – заключил Фрэнк.
– Не мог бы, конечно. Я завёл этот разговор потому, что мне любопытно отношение к тому, что ты делаешь. Пользуешься ты психологическими уловками и самовнушением или действительно можешь объяснить свою позицию с точки зрения логики.
– Я объясню. Если бы я застрелил невиновного, тогда да. Чувствовал бы вину. Если бы я застрелил виновного при том, что он сдавался – тогда да. Но я имел причину. Мой долг, и он перекрывает всё. Если об этом задумываться, то конечно хорошего мало в том, что я лишил жизни другого, но у меня было на это право, так сказать. Но опять же, чувство мерзкое после убийства.
– Существует определённый общественный порядок, и в момент нарушения его преступник изначально даёт тебе санкцию на убийство – он осознаёт последствия своих действий для себя самого и всё равно совершает их.
– Ну…, наверное, – почесал затылок Фрэнк.
– С человеком всё понятно. А что бы ты почувствовал, убив робота? Или корректнее сказать – уничтожил? – спросил Аменд, – воспринимаешь ли ты меня как форму жизни? Я говорю с тобой, я мыслю, я существую. Чувствовал бы ты такой же неприятный осадок, если бы лишил меня жизни? Конечно мою жизнь нельзя сравнивать с человеческой, и я не говорю сейчас о ней в контексте ценности. Я говорю о самом понятии жизнь как процесса существования и функционирования объекта в течении определённого периода времени – с момента появления на свет до момента полного и безвозвратного прекращения существования. Моя жизнь и твоя – они разные, но я считаю, что живу. Другие роботы тоже. Что может чувствовать человек, забирая такую-вот «жизнь»?
