— Что вы здесь устроили, идиотки?!
И моим спасителем оказывается Тони. Как поняла, что это он, а не его брат? Просто — по оглушающему ору. Эрик никогда не орёт. Даже голоса не повышает. В отличие от нашего голосистого хореографа, что ловко оттягивает моё сопротивляющееся тело как можно дальше от Талии.
— Она напала на меня… напала… чуть не задушила, — кашляя и жадно вбирая в себя воздух, выдаёт напавшая на меня лживая стерва, отчего я рычу и вновь порываюсь наброситься на неё, даже несмотря на удерживающего меня Тони.
— А ну быстро успокоилась! Совсем охренела?! Это тебе не ринг для бокса! — В моих лёгких и так ощущается острый дефицит кислорода, а он сжимает меня ещё сильнее, заставляя разом отбросить любые попытки вырваться. — Да что за хаос вы тут устроили?! Что за патлы разбросанные?! И кровь! Вы чуть не поубивали друг друга, курицы тупоголовые! — ядерно-громкие причитания Мэрроу возле моего уха знатно отрезвляют, почти полностью вытягивая меня из яростного забвенья.
— Что за крики?! Вас даже в зале слышно! — а когда в гримёрную врывается и второй близнец, от неконтролируемой вспышки агрессии и воздействия Адама вообще не остаётся и напоминания, лишь усталость, ноющая боль над бровью и раздвоение картинки перед глазами.
Я сильно напрягаю зрение, чтобы сфокусироваться на Эрике, что некоторое время сохраняет давящее молчание. Оглядывается. Едва заметно поджимает губы. Буравит сердитым взглядом меня. Потом Талию. Потом опять меня, на сей раз заострив внимание на моём окровавленном лице, пока хриплый лепет зачинщицы всей этой потасовки лишь подливает масло в огонь его нескрываемого гнева:
— Она набросилась на меня ни с того ни с сего. Без причины. Озверела и напала. Мы просто разговаривали с Лолой. Если бы не Тони, всё кончилось бы трагедией, — врёт напропалую полулысая швабра с кровоточащей губой и синеющим фингалом под глазом. Я же даже не собираюсь начинать оправдываться и переубеждать присутствующих в своей невиновности, так как уже предсказываю, что её визжащая подружка непременно подтвердит её слова. Что она предсказуемо и делает уже в следующую секунду, помогая Талии подняться с пола.
— Я ни в чём не собираюсь разбираться, — отрезает Эрик, взмахом руки приказывая всем заткнуться. — Уволены. Обе, — больше даже не глядя в мою сторону, колко чеканит он безапелляционным голосом, вмиг разбивая мою последнюю надежду сохранить нашу квартиру.
Вот и всё! Это официально финиш.
Ни дома. Ни работы. Ни надежды.
Теперь уж я точно могу опускать руки. Шансов заработать недостающие деньги больше никаких нет. Я в полной безысходности, и дорога мне через три дня со всей своей семьёй алкоголиков только на улицу Энглвуда.
Эта пугающая до потери пульса перспектива бьёт по мне сильнее всех вместе взятых ударов Талии: мои конечности немеют, превращая мышцы в дряблые тряпочки, а мозг просто-напросто сдаётся и потухает. Я только и успеваю почувствовать, как обмякаю в руках Тони, и перед тем как отключиться — увидеть победоносное лицо Снежной, что нисколько не выглядит расстроенной из-за потери работы.
И причина на то мне ясна и понятна даже в миг полной потери сознания.
Глава 9
Николина
— Ответь мне, Адам! Сначала просто ответь! Все дело только в этом? Ты ко мне так прицепился только потому, что я каким-то образом позволяю тебе испытать свою силу на себе? Или есть что-то больше? — будто не своим голосом спрашиваю я, не отрывая от его сердитого лица пристального взгляда. Мне нужно увидеть в нем правду. Нужно понять, что сегодняшний вечер — это не самый главный обман в моей жизни. Адам не мог так со мной поступить. Не мог. Моя особенность для него не может быть всего лишь отражением его магии. Это невозможно. И он должен опровергнуть мои ужасающие домыслы. Он должен это сделать. Должен.
Но тогда почему же он сейчас продолжает молчать, позволяя солнечному свету внутри меня непреклонно терять свою яркость?
— Ну же, давай! Ответь! Чего молчишь опять? Вопрос простой. Есть что-то больше или нет, Адам? — не выдерживая уничтожающей все живое во мне тишины, я срываюсь на крик, и лишь тогда он делает широкий шаг навстречу мне, резко сгребая в объятия.
— Как ты додумалась даже спрашивать о таком, глупая? Конечно, ты для меня гораздо больше какой-то похоти. — Его искренний мягкий голос вновь зажигает внутри меня не только солнце, но и все созвездия нашей Вселенной.
— Ты говоришь правду? — неуверенно лепечу я, чувствуя, как сильно заходится сердце от страха.
— Думаешь, я бы стал только из-за этого терпеть все твои выходки и пререкания? — шепчет он мне в макушку, вынуждая чуть ли не терять сознание от захлестнувшего меня облегчения и счастья.
— Точно?
— Разве я тебе когда-нибудь врал?
— Нет.
— Тогда почему ты сейчас мне не веришь? — притрагиваясь пальцами к моему подбородку, Адам приподнимает мое лицо к себе. — Я не знаю, что это и как это объяснить. Со мной такое впервые… Я лишь чувствую, что без тебя больше не смогу, Лина. Слышишь? Не смогу. Я никуда тебя не отпущу и никому не позволю обидеть. И никогда больше не смей сомневаться в том, что ты — самое важное, что теперь есть у меня, — он уверенно и твердо произносит самые невероятные слова, которые женщина может услышать от мужчины, и обхватывает мое лицо ладонями. Смотрит несколько секунд в глаза, будто вырисовывает своим проникновенным взором это признание и на моем сердце тоже, а сразу после закрепляет его поцелуем, начисто сносящим все мое здравомыслие.
И целует, целует, целует… помогая мне забыть о всех терзающих душу вопросах, страхах, сомнениях. О проблемах, работе, долгах… О прошлом, будущем и даже настоящем, что превращается в сплошное размытое пятнышко, пока он властно вторгается в мой рот языком.
Нет во мне ничего, кроме страсти, ликования, трепета и такой же сверхъестественной, как и вся наша связь с Адамом, любви. Я настолько погружаюсь в мир своих чувств и ощущений, ниспадающих на меня горячими каскадами, что не сразу замечаю, как Адам возвращает меня обратно в постель.
— Ты с ума меня свела, дикарка. И я никак не могу это больше изменить, — его полушепот обжигает мне шею, а сильное тело припечатывает к постели. Я обхватываю его бедра ногами, руками ощупываю каждый сантиметр спины, прижимая его к себе еще сильнее, заставляя мои соски от трения об его грудь мгновенно превратиться в чувствительные, требующие ласки комочки, которые Адам умело вбирает в свой рот, облизывает, терзает языком и покусывает, выбивая из меня высокие блаженные стоны.
— Я хочу тебя, Лин… Не могу больше терпеть… Но я не хочу делать тебе больно, — возвращаясь к моим губам, заботливо произносит Адам и вновь толкается внутрь языком, сплетаясь с моим в распутном танце.
— Я же сказала… Я не боюсь боли, — напоминаю я в перерыве между поцелуями, взятом на восполнение воздуха в легких. — Я хочу тебя. И только это важно.
