Не знаю, бля*ь. Ни черта не помню.
Точнее, помню только бар, в который забурился в желании окружить себя скоплением чужих эмоций на пару с лучшими друзьями разбитого сердца — Джеком* и Капитаном Морганом*. Сам я не в теме, но слыхал, что эксперты в делах сердечных поговаривают об их целебных действиях, поэтому решил проверить на себе. И вот — проверил, бля*ь! На всю жизнь проверил.
В архиве памяти мерцает калейдоскоп какой-то непонятной жести: беспорядочные обрывки мест, лица, музыка, голоса… в общем, полная неразбериха, прояснение которой следует отложить до лучших времен, когда я приду в норму, а пока необходимо сконцентрироваться на моей неизвестной гостье, которая, кстати говоря, возможно, сможет мне помочь, рассказав подробности о прошедшей ночи.
Осмотревшись мутным взглядом ещё раз, понимаю, что в кровати я определенно точно лежу один, но сквозь зверский шум мигрени в ушах и крики с улицы мне удается расслышать приглушенном звук падающей в душе воды.
Вода…
Вот же черт, как пить-то хочется. Горло першит и горит, будто в него песка из пустыни наспали, а полость рта вяжет от невыносимой жажды. Тело ломит, желудок сводит от тошноты, но я всё равно хочу попытаться встать и добраться до кухни, однако в этом героическом подвиге отпадает всякая необходимость, когда мой взгляд цепляется за стакан на прикроватной тумбочке.
О боги! Не знаю, кто эта девчонка, но я уже готов расцеловать ей ноги.
Залпом опустошаю целый стакан, наслаждаясь прохладным потоком живительной жидкости, стремительно петляющим по желудочному тракту. Так… уже лучше. От обезвоживания не сдохну — и это еще один повод ликовать. А вот то, что под одеялом я лежу абсолютно голый, — это повод удивляться.
Никогда не трахался в отключке. Да и слабо представляю, как это возможно. Хотя… в случае со мной, наверное, для полноценной работы нужного органа хватило бы возбуждения девушки. А раз я совсем без одежды, и она, как уже выяснилось, — тоже, могу естественно предположить, что между нами что-то было. Секс или нечто иное — вопрос отдельный, да и это не особо-то имеет значение. Главная суть в том, что провести ночь с незнакомкой, не помня ни имени, ни лица, ни образа, ни самого процесса, — это как-то странно и чрезвычайно ново для меня.
По ходу, моя стратегия — заглушить всю душевную дичь алкоголем — не только вовлекла меня в некоторые ночные приключения (плохие или хорошие, ещё осталось выяснить), но и в самом деле дала тотального маху, ведь в итоге исчезла, чтоб её, только память, а разъедающее чувство вины, злость на себя, непередаваемая тоска по бабушке и целый спектр говноэмоций, вызванных грандиозной новостью о тайных отношениях девушки, которую люблю больше жизни, и моего лучшего друга, остались. Всё это бурное дерьмо в груди никуда не делось и продолжает клокотать, как в жаровне, добавляя моему «очешуенному» физическому состоянию особой изюминки, которой хочется подавиться и на хрен отбросить коньки.
Чтоб я еще хоть когда-нибудь притронулся к бутылке! Чтоб еще когда-нибудь…
— К черту! — раздраженно рычу сквозь сжатые зубы, падая головой обратно на подушку, тут же жмурясь от острой боли в висках. Так фигово, как сейчас, мне еще никогда не было, и думаю, что вряд ли хоть что-то сможет переплюнуть этот ад.
Однако это утро или день — фиг разберешь, быстренько уверяет меня об обратном, когда из ванной комнаты доносится взволнованный девичий возглас:
— Остин, ты проснулся?!
Слышу его и чуть ли не выскакиваю из постели как ошпаренный. Точнее, вскакиваю, но головокружение и боль мигом прибивают тело обратно к матрасу, заставляя кровать жалобно заскрипеть.
Спокойно, Рид, тебе, должно быть, послышалось. Видать, кочан до сих пор не запустил все извилины в действие.
Но уже в следующий миг мои жалкие утешения разом превращаются в пыль, когда вслед за скрипом открывающейся двери передо мной появляется Ники в одном повязанном вокруг тела полотенце.
— Да… вижу, что наконец проснулся. Ну… ты… как себя чувствуешь? — с некой настороженностью спрашивает она, прислоняясь плечом к стенке, а у меня все лампочки в голове перегорают, когда замечаю, как по её шее, ключицам, тонким рукам и до безупречности стройным ногам стекают мириады капель.
Она стоит передо мной практически голая, слегка растерянная и полностью мокрая, за исключением волос, что собраны в пышный пучок на затылке. Настолько красивая, что я аж от мира всего отключаюсь на неопределенное количество секунд, пока до моего атрофированного мозга на черепашьей скорости доползает масштаб, возможно, совершенной мной катастрофы.
— Мы… Ты… Вчера… Я? — вот это я мощно начал. Ничего не скажешь. Но большего из себя вытрясти не получается, пока она вот так, как сейчас, смотрит мне прямо в глаза, всю душу неумолимо вытягивая, словно в ожидании чего-то.
— Ты что, совсем-совсем ничего не помнишь?
Господи! Это её «совсем-совсем» было сказано с таким безмерным удивлением, что я всё сильнее начинаю убеждаться — вчера я, по ходу, по полной программе облажался.
— Я… нет… не знаю… все как в тумане, — описываю мягкий вариант беспредела в моей голове. Тут не туман, тут беспросветное забвение памяти, которая едва ли подлежит восстановлению.
— Так ты совсем ничего не помнишь из того, что делал здесь ночью? — переспрашивает Ники, придавая озадаченному голосу мягкости, но я явственно ощущаю, как нелегко ей это даётся.
— Я не помню даже, как пришел сюда… а что было потом… ночью… черт… ничего! Темнота и немного тусклых картинок, которые чётко не разглядеть, поэтому просто скажи мне… — не решаюсь закончить предложение от страха узнать, что за глупость я вчера совершил, а Николь лишь усложняет мне задачу собраться с духом и спросить тем, что подходит ко мне чересчур близко, нисколько не смущаясь, что полотенце едва прикрывает все её интимные места.
Конечно, чего смущаться, если ночью, по всей видимости, я лицезрел её обнаженной? И не помню этого! Не помню, будь я проклят! Какой же я все-таки отморозок.
— Я тебя… Точнее, мы с тобой вчера… Мы… — вновь проявляю попытку узнать о минувшей ночи, но язык опять даёт сбой, отказываясь произносить вслух предположения о том, что я в беспамятстве занимался сексом с моей маленькой девочкой. Да, безусловно, я хочу этого до трясучки, до неописуемости, до полного онемения во всех кончиках пальцах, но не так же. Не при таких обстоятельствах.
Николина заслуживает совсем другого отношения, а не какой-то жалкий трах по пьяни с мудаком, который даже не помнит, было ли ей хорошо или наоборот — сделал ли он ей больно? Бля*ь! Она же вроде ни с кем еще никогда не спала. Я что?! Лишил её девственности этой ночью? Нет! Не мог! Да и не может она быть девственницей, раз они с Марком вместе. Так ведь? Скорее всего. Так что не может быть такого! Да и секса никак не могло быть! Она же просто ни за что не согласилась бы. Врезала бы мне, и я остановился бы. А может, она это и сделала? И я ни хрена не остановился?
