— Нет.
Но ясен пень, не хотела.
— Тогда я не по…
— Между нами ничего не было, — вдруг выдаёт она, точно ледяной водой меня окатывая.
— Не было?
— Мы просто спали.
— Но ты же сказала, что…
— Что? Разве я тебе что-то подобное сказала? Вроде нет. Ты сам сделал какие-то свои выводы, я лишь поразилась твоей бурной реакцией. — Она прислоняется бёдрами к подоконнику, складывая руки на груди, что вынуждает меня отступить назад немного и усердней сконцентрироваться на её лице, чтобы не спускаться взглядом ниже.
— Ты говоришь мне правду? — спрашиваю, интуитивно ощущая, что она чего-то не договаривает.
— А зачем мне тебе врать о таком? — удивляется так искренне, будто никогда в жизни мне ни о чем не врала, отчего я не сдерживаю невольной усмешки, которую Николина явно интерпретирует по-своему, потому как следом резко добавляет: — Если не веришь моим словам, посмотри на простыни. Они чистые! — Она вытягивает руку в сторону кровати. Я поворачиваю голову и сам не сразу замечаю, как от облегчения шумно и протяжно выдыхаю. Нет, не потому что теперь я точно понимаю, что у нас не было секса, а потому что только что узнал наверняка, что его не было и у Николины с Марком.
По сути, меня это никоим образом не должно касаться, но, блин, знать, что моя любимая девочка еще никому не отдавалась, как ни крути, до жути приятно, даже несмотря на то, что я беспощадно зол на неё за наглую ложь.
— Ну вот, вижу, тебя сразу отпустило. Кровавых следов твоего чудовищного поступка не обнаружено, а значит, можно смело расслабиться, не так ли? — насмешливо проговаривает Ники, нехило так вводя меня этим в ступор.
— Хочешь сказать, для тебя было бы нормальным получить первый сексуальный опыт со в стельку пьяным мужиком, который вряд ли даже смог бы себя контролировать во время процесса?
— Нет. Это не было бы нормальным, но и такой трагедией, какой видишь для себя это ты, — тоже.
— Да что ты говоришь? Не было бы трагедией?
— Конечно. Как минимум потому, что этим пьяным мужиком был ты.
— А это что-то меняет для тебя? — выбрасываю вопрос и чувствую, как дыхание прерывается в ожидании услышать ответ, пока Ники заминается на несколько секунд, будто не может подобрать нужных слов, а затем прикрывает глаза и протяжно выдыхает, сдавливая пальцами переносицу.
— Я не совсем понимаю, к чему мы ведём этот разговор? Ничего же не было. Моя невинность в целости и сохранности. Никакой трагедии не произошло, так что тебе не за что себя корить, — глухо заключает Николь, а мне даже «чувствовать» не надо, чтобы физически осязать исходящую от неё злость.
— Значит, я сделал что-то другое?
— Нет. Ты ничего не сделал.
— Что с головой тогда? Это я тебя ударил?
— Дурак совсем, что ли?! Конечно нет!
— А кто?
— Разве мне нужен кто-то, чтобы шишки себе набивать?
Ответ понятен, вопрос исчерпан. От сердца знатно отлегло, что моей вины тут нет. Продолжаем.
— Как я здесь оказался?
— За это тебе следует поблагодарить Марка. Именно он притащил тебя вчера из бара и привёз сюда, даже несмотря на то, что сам еле на ногах стоял.
— Он пил со мной?
— Нет. Ты пил один, насколько мне известно, а Марк уже после того, как приволок тебя сюда, просто залечивал вискарём свои раны, полученные во время заключения в полицейском участке.
— Марк был в заключении?!
— Да. И до конца недели покидает город из-за проблем с отцом.
— Чего?! — Сказать, что я в шоке, — ничего не сказать. Что ещё я пропустил за время отключки?
— Да, он уезжает, но, думаю, пусть все подробности он тебе сам расскажет. Обязательно позвони ему, как оклемаешься. Он был в жутком состоянии из-за побоев вчера, поэтому меньшее, что ты можешь сделать в знак благодарности, — это сказать ему «спасибо». Он в самом деле поступил как настоящий друг.
Поглядите-ка, как защебетала о своём ненаглядном, бля*ь, аж блевать хочется. Причём как в прямом, так и в переносном смысле. Раньше она никогда ничего хорошего о нём сказать не могла, а тут прям… Бесит. И долго эти так называемые друзья ещё врать мне собираются?
Их искусное притворство, делающее из меня круглого дурака, злит меня до чёртиков, но, несмотря на это, Марку позвонить всё-таки придётся. А ещё лучше — проведать его.
— А сама-то ты как здесь оказалась? — это тоже, кстати, крайне интересующий меня вопрос.
— Я возвращалась с работы домой и случайно встретила вас с Марком, распевающими песни во всю лестничную клетку, — без запинки произносит она, хотя я вот что-то совсем не уверен, что так оно и было. Возможно, она опять это выдумывает, чтобы скрыть правду о том, что она изначально приехала за мной бар с Марком. Но мне ничего другого не остаётся, как просто гадать, так же как и о том, почему Эндрюз оставил свою девушку одну со мной на ночь? Он, конечно, знает, что мы с ней только друзья, но всё же…
И эти размышления тут же навевают мне следующий вопрос:
— А почему я голый?
— Ночью ты спал в трусах, но под утро тебе стало плохо, и ты побежал на переговоры с белым другом. После надолго отключился в душе, чуть соседей всех не затопил. Повезло, что я проснулась и побежала тебя будить. Было нелегко, но я справилась. Ты очнулся, сам разделся, а затем в чём мать родила, полностью мокрый, пошлёпал обратно в комнату.
Я вновь присаживаюсь на кровать, накрываю лицо руками и опускаю голову вниз, желая скрыть от неё окатывающий меня стыд и недоумение. Это реально отвратительное чувство — слушать от кого-то о своих действиях, о которых я сам совершенно не могу вспомнить.
— Но тебе не стоит так сильно переживать, Остин, я ничего не видела. Да и мы же с тобой как родные. Брат с сестрой. Чего стесняться? — беспечно пожимает плечами она и смотрит на меня иронично-колким взглядом, пока единственное, что вижу я в высокопиксельном формате, — это её умопомрачительные ноги, которые так и манят ухватиться за них, чтобы притянуть эту негодующую пигалицу к себе на колени и как следует отхлестать её по заду.
Я хмурюсь и поджимаю губы, кулаками сгребая простынь, чтобы справиться с наваждением это сделать, и моё чересчур напряжённое лицо в этот момент, само собой, не ускользает от внимания Ники.
— Но так уж и быть, раз мой вид настолько сильно давит на твою психику, я оденусь. — И вот опять — злость, злость, злость… каждый полутон её голоса пропитан ею. — Отвернёшься, чтобы сознание, не дай бог, не потерять? Или мне в другую комнату уйти переодеваться?
Это были абсолютно бестолковые вопросы, потому что моего ответа Николина дождаться не соизволяет: уже в следующий миг она подходит к стулу, на котором лежит её одежда, и сбрасывает с себя полотенце, заставляя меня мгновенно отвести взгляд в противоположный угол комнаты и уже самому вконец раздражиться.
