— Тсс… Нужно немного потерпеть, Ники, — тут же успокаивает он, но я кричу вовсе не от боли. Да, лёгкий дискомфорт определённо присутствует, но он смехотворно ничтожен на фоне всего остального водоворота ощущений, яростно бурлящего в моём женском центре.
— Всё в порядке… В порядке… Мне никогда так хорошо не было… Только не останавливайся… Я хочу ещё… ещё… Ах, да! — восторженно охаю, ощущая, как его пальцы проталкиваются всё глубже и глубже, растягивая меня для него.
— Я не остановлюсь, даже если ты попросишь. Просто не смогу, — исступлённым тоном сообщает он и вновь принимается вылизывать меня языком, словно норовит слопать.
Я приподнимаюсь на локтях, зарываюсь пальцами в его волосы, чувствуя, как дрожат мои бёдра от его активных действий, и кроме стонов ничего даже сказать больше не могу, чтобы передать, насколько сильно мне нравится и то, что он делает, и одна лишь картина его головы между моих ног — это самое шикарное, что я видела в своей жизни.
Но стоит мне только об этом подумать, как организм, будто выражая протест моим мыслям, посылает в мозг яркий кадр чёрных глаз дьявола, смотрящего на меня снизу-вверх, пока его губы оставляют влажные, огненные следы на внутренней поверхности моих бёдер.
— Я очень хочу узнать твой вкус, дикарка…
Злость неконтролируемо опутывает меня, когда Его голос против моей воли проникает из сознания в тело горючей, вязкой субстанцией, медленно, но так мощно ласкает половые рецепторы, жидким пламенем заливая весь низ живота, что в моём и так перевозбуждённом состоянии практически доводит меня до грандиозного финала.
Но будь я проклята, если позволю этому случиться. Сегодня Адам не заберёт себе ни один мой оргазм. Они ему не принадлежат. Я ему не принадлежу, даже несмотря на то, что он купил меня на год. Не будет этого! Я всё отдам Остину.
— Иди ко мне, прошу, я больше не могу, я хочу тебя. Всего тебя, сейчас же! — с звериным рычанием требую я, за волосы притягивая лицо любимого к своему, одержимо нападая на его влажные губы. Из-за сочного вкуса моего возбуждения у него во рту наш поцелуй получается особенно грязным, пошлым, простреливающим всё тело искрами похоти, что истощает все остатки нашего и так мизерного терпения.
Я уже толком ничего не понимаю, а только вижу, как ходит ходуном от чертовски неровного дыхания грудная клетка Остина, когда он ловко избавляет меня от трусов и рывком придвигает к себе ближе, усиливая напор крепких рук нам моих ягодицах, наверняка награждая кожу синяками, наличие которых определённо приведёт моего новоиспечённого босса в ярость. Прекрасно! То что надо. Пусть это неслабо пугает меня, но и в той же мере наполняет злорадством и, чёрт побери, гневом на саму себя за то, что так и продолжаю впускать в свою голову мысли о нём в столь долгожданный момент моей близости с Остином.
Это надо прекратить. Нужно забыть о нём. Не позволять и дальше отравлять его чарам мой разум. И я уверена, что лишь один способ поможет мне разом себя исцелить.
— Трахни меня, Остин, прошу тебя, тра-а-ах… — но он даже договорить не позволяет, одним мощным толчком заполняя меня собой до упора.
ОХ-ТЫ-Ж-БОЖЕ-МОЙ! ОХ-РЕ-НЕТЬ МОЖ-НО!
Вот так одним махом из головы и правда все мысли испаряются. Наш общий стон бесследно гаснет в поцелуе, в моих глазах начинают мерцать разноцветные звёзды, а боль острыми иглами пронзает всё в районе бёдер, пробегает колким потом по поверхности кожи, отдаваясь пульсирующим стуком в висках.
Для кого-то, наверное, это звучит крайне плохо, но для меня — это веский повод разреветься от счастья. И далеко не только потому, что я уже давно не боюсь боли и в некоторой степени кайфую от неё, но и потому, что теперь я стопроцентно уверена: всё происходящее сейчас — не сон.
Ведь во сне никогда не бывает больно, а у меня сейчас всё ниже пояса саднит и ноет от острого чувства наполненности, вмиг растворяя все сомнения в нереальности этого момента в тёплом порыве ветра, ласкающего наши разгоряченные тела.
Остин непрерывно целует меня в губы, словно пытается разделить всю мою боль на двоих, при этом больше не совершает никаких поступательных движений. Как предполагаю, в желании дать мне время привыкнуть к новым ощущениям и его немалым габаритам.
Но мне не нужно время. Совершенно. Я хочу почувствовать всё, что он может мне предложить, — будь это адская боль или райское удовольствие. Сегодня я желаю испытать все грани чувств и отдать ему себя всю без остатка.
Намереваюсь сообщить ему, тихо прошептав сквозь поцелуй, что мы можем продолжить, но в этом отпадает всякая необходимость: будто услышав мои мысли, Остин начинает неспешно двигать бёдрами, поглощая собой каждый мой последующий, болезненный стон.
Даже сейчас, намертво припечатывая меня своим телом к капоту и будучи по-звериному возбуждённым, он умудряется оставаться со мной до безумия нежным, заботливым, аккуратным, пытающимся лаской максимально сгладить мои неприятные ощущения. Мы целуемся до самозабвения, еле успевая наполнять лёгкие воздухом. Голова кружится от всего спектра впечатлений, пока мы стонем, нежимся, сжимаем друг друга в пылких объятиях, соединяя тела в древнем животном танце.
Мне по-прежнему больно, но с каждым совершённым Остином проникновением, наполняющим меня его налитым кровью органом, боль притупляется сгущающейся внизу живота горячей массой, от чего моё тело непроизвольно начинает расслабляться, а голос — стонать томными просьбами: «Ещё, ещё и ещё, Остин». И это, по ходу, становится тем самым триггером, что в корне меняет весь дальнейший сюжет.
— Чёрт… Ники, не могу это терпеть… прости меня, — вдруг резко отрываясь от моих губ, хрипло бросает он, сбивая меня с толку. — Не могу я больше выдержать подобного ритма, — шипит мне в лицо, стиснув зубы, и я мгновенно вскрикиваю от неожиданности, впиваясь ногтями ему в спину, когда он, явно решая отбросить к чертям весь страх сделать мне больно, выходит из меня почти до конца и с глухим рыком вбивается обратно, давая прочувствовать по полной весь объём его желания. Ловит меня в ловушку нефритовых глаз и, как по щелчку, отключает всю свою сдержанность, начиная трахать именно так, как я его просила — отчаянно, грубо, мощно, быстро, раз за разом ускоряя темп и интенсивность, врываясь в меня до самых яиц, то и дело шлёпающих по моим ягодицам.
Нежность сменяется страстью, поцелуи — укусами, мои стоны — блаженными криками, переплетающимися с развратными шлепками наших тел. Я захлёбываюсь накрывающими меня волнами мужской энергетики, дурею от запаха пота, приправленного ароматом вожделения. Погружаюсь всё глубже в нирвану, в безграничный кайф, неудержимо закручивающийся в раскалённую спираль между бёдер. Остин насыщает меня своим горловым рычанием, обхватывает нахрапистым движением попку, сминая её бесцеремонно, жадно, по-собственнически, не прекращая неистово толкаться в мою плоть, сжимающую его всё сильнее и сильнее.
— Ости-и-ин… Я сейчас… Боже!
— Я чувствую, маленькая моя… Давай… Я сразу за тобой, — прерывисто выдыхает он и, переместив одну ладонь на мою грудь, жестко сжимает пальцами сосок, до крови сдавливая мою нижнюю губу зубами, и именно этими мелкими крупицами сладостной боли мгновенно отправляет меня за грань, где я стремглав срываюсь с обрыва в пучину невыразимого блаженства.
