«И вряд ли приятных» – мысленно заканчиваю за сестрой я, и слышу, как внизу шарахет дверь.
Виктор вернулся.
Не знаю, как, но я почувствовала это еще даже до того, как сестра подтвердила мою догадку. Даже не усилившемся нюхом – просто словно до этого мои натянутые мышцы только и ждали, когда же мы рванем за ним в погоню – а теперь расслабились, и все внутри спокойно выдохнуло – он дома.
Ох, Съер…
Что же ты со мной сделал?
– Помнишь, что я сказала тебе о Метке? Съер не виноват – при виде будущей пары наши инстинкты зачастую затмевают рассудок, а если учесть, что в тот момент тебе грозила опасность… В общем, он не на зло тебе полез кусаться.
Я оборачиваюсь, поправляя волосы так, чтобы прикрыть Метку, и очень стараясь не вслушиваться, куда теперь направился Виктор.
– Всегда мечтала о сестре, что будет в случае чего вставать на мою сторону.
– Так я итак на твоей стороне. Иди к нему, Санти. Поверь, вам действительно нужно поговорить.
Я закатываю глаза, но послушно иду к двери, чувствуя, что сама нуждаюсь в этом. Я устала всколупывать в себе злость на Съера. Устала повторять себе, какой он плохой, и тем самым прятать истинные чувства за этими мыслями.
Я уже сама не верю в это. Но делаю все для того, чтоб поверил он.
– Тогда ты направляйся к Митру, – улыбаюсь, берясь за дверную ручку, и спиной чувствуя, как Линн перестала дышать, – и это я тоже, если что, на твоей стороне.
Она не отвечает ни слова – но я почему-то уверена, что они встретятся этой ночью. Не знаю, кто из них сделает первый шаг, но в их паре есть хоть один умеющий реагировать спокойно.
Нам же предстоит нечто настолько сложное, что у меня заранее дрожат колени, но я все равно иду, даже не стараясь придумать, что сказать при встрече.
И вот теперь я сижу на постели, а Виктор только вышел из душа – с мокрыми каплями на широких, со вздутыми после бега венками, плечах, и с туго завязанным в узел полотенцем на узких бедрах, которые просто магнитом притягивают мой взгляд.
Мамочки.
Нужно было прописывать. Каждую фразу, огромными черными буквами на листах, чтобы сейчас иметь возможность сказать хоть что-нибудь. Ибо не смотреть на него я не могу – а смотреть просто выше моих сил.
– Удивительно, но весь прошедший день я думал о том же. Правда, сейчас уже не знаю, имеет ли это значение, – спокойно произносит Виктор, так же стоя в расслабленной позе, словно его совсем не волнует собственная нагота.
– Для тебя – не имеет? – сглатываю, наблюдая за капелькой влаги, что стекает с потемневших мокрых волос по шее, на грудь, и…
– Сантарра?
Вот черт! Он что-то сказал, пока я нагло лапала его глазами! О, черт, стыд-то какой…
– Прости, ты не мог бы повторить?
– Что с тобой?
Он делает шаг навстречу, и пытается словить мой взгляд. Бесполезно – я очень сильно отвожу его вниз, к полу, чтобы не было соблазна скользить по обнаженному, такому совершенному мощному телу…
– Санти?
– Может, оденешься? – вылетает из моего рта прежде, чем я успеваю подумать.
Скорость, с которой темнеет его взгляд после этой фразы, заставляет меня тяжело сглотнуть, и свести колени.
– Мне и так неплохо. Тебя что-то смущает? – приподнимает он одну бровь, изгибая губы в ухмылку точно так, как я помнила и всегда любила.
Правда, любила? Почему раньше казалось, что меня это лишь раздражает?
– Нам предстоит сложный разговор, вообще-то, – зачем я произношу это хриплым шепотом, и облизываю губы? – думаешь, это подходящий наряд для такого?
– Сложный? Действительно – сложный, ведьма? – мягко говорит Съер, и делает еще шаг навстречу, сгущая расстояние между нами и тем самым создавая какую-то странную, вибрирующую энергетику, – есть ты и есть я здесь, в этой комнате. Уж чего проще, не представляю.
Я резко встаю, потому что он снова двигается, а мне страшно оказаться внизу перед ним. Кажется, что я совсем потеряюсь, как только его фигура перегородит выход между кроватью и всей остальной комнатой, и мыслить трезво не получится совершенно.
А сейчас, разве, получается?
Я молча наблюдаю, как Виктор подходит максимально близко, пока между нашими телами не остается тонкий просвет в пару сантиметров. Тяжело дышу – хоть он не делает больше ничего, просто смотрит, и этим словно вскрывает меня слой за слоем, проникая под все защитные угрозы и фразы, коими я кидаюсь без конца.
Может, все действительно намного проще?
И я сама придумываю все эти несусветные сложности?
– Когда я застала эту девушку здесь, – произношу то, что вдруг кажется важным, и легко звучит в полутьме комнаты, – когда она сказала, будто ты захотел с ней…
– Это неправда.
– Знаю. Теперь знаю, но тогда… Ты спросил, что я чувствовала. Я думала, правда думала, что на самом деле ощутила в тот момент…
Замолкаю, потому что вдруг кажется, что скажи я больше – и это будет признанием. Поэтому молчу, снова уставившись в пол, и отчаянно размышляю, не пожалею ли об этом…
– Что, Санти? Гнев? Отвращение? Злобу?
– Боль. Отрицание. Ревность. – Выдыхаю я, и наконец поднимаю взгляд вверх.
Та нежность, что льется из серых глаз, кажется, бьет сильнее всех моих врагов вместе взятых, разбивая окончательно наращенные шипы, и проникая в самую суть моих запертых секретов.
Секрет номер раз, волчара.
Я не умею сдерживать слезы от переполняющей теплоты внутри. Все, что угодно – боль, страх, обида – но не эта щемящая тоска, которая выплескивается, и тянется к твоей всепоглощающей заботе.
Секрет номер два.
Все действительно до смешного просто. Когда кто-то пробирается под кожу, и не имеет даже мысли наводить там свои порядки, а просто осматривается и хочет согреть промерзшие косточки – я совсем перестаю себя сдерживать.
И хочу дать ни грамма меньше в ответ.
Поэтому сейчас я с хлынувшими слезами буквально влипаю щекой в обнаженную грудь и слышу, как сильно и быстро бьется его горячее сердце.
