— Инструкции получены, — прошелестел Гамма, такой же бесцветный и нейтральный, как всегда.
— Полное выключение, — приказал Фокс. — Перезагрузка после моего ухода.
Все огоньки в рубке погасли, наступила тишина. Полуобнажённый человек стоял в темноте перед панорамным окном, наедине со звездами, только рядом чернело здоровенное непроницаемое яйцо. Одиссею вдруг стало очень жаль, что космическая птица спит в глубоком стазисе и совершенно не чувствует, что происходит вокруг. Если бы Чернушка очнулась, она бы обняла его на прощание, обвила шею своей длинной гибкой шеей и накрыла крыльями из тьмы. Впрочем, подумал Фокс, так даже лучше.
Он резким, неспокойным движением выдернул из глазницы идеально круглый шар и положил его на старый свитер. Без глаза стало пусто и неуютно — после стольких лет Одиссей так и не привык к односторонней слепоте и пустой глазнице. Как же он привык ориентироваться на помощь навигационного узла сайн, на анализ клубков вероятностей! Без сомнения, подарок сайн был великолепным подспорьем в работе межпланетного сыщика. Фоксу очень хотелось вернуть глаз на место, а может даже плюнуть на всё и никуда не лететь. Но это были предательские мысли: детектив знал, что не может взять глаз с собой. И он не мог бросить Ану на произвол судьбы. Просто… Перед прыжком веры ты всегда сомневаешься в своих крыльях.
Одиссей нашёл в складках пушистого свитера нужное место, особым образом провёл по нему пальцами, и в плотной вязаной ткани с тихим шуршанием расплёлся потайной карман. Святые пульсары, сколько же лет он оставался закрыт! Фокс вынул предмет, который долгие годы безучастно лежал, вплетённый внутрь свитера, и ждал своего часа. Маленькое гладкое веретено из полированной кости, испещрённое мелкой и почти стёршейся ритуальной резьбой. Один конец костяного инструмента заканчивался острым витым шипом, а другой был совершенно гладкий, но ещё острее.
Одиссей бережно поднял веретено, острые концы упирались в ладони. Он выровнял дыхание, сжал зубы и резко свёл руки.
Два жала воткнулись в ладони, два вида сокрушительной боли пронзили с головы до ног: грубая, буравящая — и острая, пронзительная, тонкая. Они расходилась по всему телу: одна как раскалённая взрывная лавина, коробила и ломала кости; вторая как ворох тонких ледяных игл, они втыкались всё глубже с акупунктурной точностью, в самые болевые точки.
Эти волны сталкивались и смешивались, порождали неожиданные гибриды страданий даже в тех уголках тела, которые обычно и не чувствуешь. Яростный болевой вихрь проявлял их, крутил мучительной хваткой и отпускал, чтобы схватить в новом месте. Одна боль жгла изнутри, как раскалённая кровь, другая холодела внутри одеревенелой плоти — и они сражались друг с другом. Фокс перестал быть Фоксом, забыл, кто он такой, стал просто человеком, потом просто живым существом, которое хочет перестать испытывать обезумевшее страдание. Не в силах вытерпеть, он закричал; несколько секунд ледяные и огненные терзания были равны, затем взрывная боль победила, и человек захлебнулся ей.
Одиссей пришёл в себя на ребристом полу, скрюченный, весь мокрый от пота, одна ладонь ледяная, вторая сухая и горячая. Он застонал и попытался подняться, с четвёртого раза у него получилось. Руки мелко дрожали, ноги не слушались, но Фокс пришёл в себя и смог сесть, привалившись спиной к ребристой стене. Всё это время он не чувствовал ладоней и не мог заставить себя на них посмотреть. Воображение рисовало две огромных уродливых дыры, хотя на самом деле там не было никаких дыр, концы веретена слишком тонкие, чтобы разворотить человеку руки. Истязатель создавали не для этого.
Наконец Одиссей отдышался и посмотрел: левая рука холодна и чиста, маленький прокол побелел, крови не видно. Посередине правой ладони темнела большая густая капля, странно блестящая в полутьме.
Фокс прикоснулся ладонью к панели управления, и тёмная капля осталась там. Человек поднялся на ноги, вернул истязатель в потайной карман и зарастил его. Надел только что напечатанный свитер, абсолютно такой же, как старый — только новёхонький и самый обыкновенный, не имеющий никакой ценности. Погладил спящее чёрное яйцо и тихо сказал:
— Прощай, Чернушка. Будь добра к тому, кто придёт на моё место.
Он был уверен, что уже не вернётся.
*
— Это дань традиции! — словно оправдываясь, воскликнула принцесса. — Не удивляйтесь!
Фокс, слепой на один глаз, приподнял бровь второго. Прямо перед ними завис сверхтехнологичный корабль олимпиаров, вершина бесконтурной технологии, способный за мгновения преодолеть любые расстояния и выйти на сигнал маяка… Это была бронзовая колесница. Только без колёс. К счастью, без коней. А также без дюз, двигателей, отсеков и обшивки, в общем, вообще ничем не напоминающая космический корабль.
Колесница висела в воздухе и притягивала взгляд: аскетичная простота и стремительность линий сходилась с роскошью материалов и аурой античной мощи. По внешней стороне шёл панорамный барельеф, детальное изображение масштабной битвы: Фокс присмотрелся и увидел, что это сражение техно-богов и титанов, которое отгремело пять столетий назад, при Великом Разделе галактики. В центре барельефа владыка олимпиаров один-на-один сражался со своим врагом; Одиссей разглядывал эту сцену, ощущая удивительную пустоту в груди.
— Что? — спросила Ана.
— Жизнь странная штука, — с трудом улыбнулся детектив. — Мог ли я подумать, что однажды взойду на корабль вместе с правнучкой великого Урана?
Насчёт «корабля» он сильно преувеличил, так, сверхпространственная тачка на двоих.
— Почему вы убрали свой глаз? — переборов тактичность, спросила принцесса.
— Он уже помог выбрать путь.
Внутри колесницы не оказалось ничего, даже сиденья, лишь полированная пустота и шершавая перекладина, за которую можно держаться. Ана привычно встала посередине, но спохватилась и подвинулась, виновато хмыкнув. Фокс устроился с ней рядом, они стояли так близко, что ощущали дыхание и тепло друг друга. Волосы Аны стали смущённо-розового, но и радостно-рыжего цвета; а когда их руки синхронно взялись за перекладину и прикоснулись, розовых прядей стало больше.
Одиссей вдруг подумал, как же это удобно: видеть, что у Аны на душе. Кто-то скажет, что люди и так понимают друг друга. В принципе, да. Но если честно, только и делают, что совсем ничего не понимают или всё понимают неправильно! Чужая душа потемки, мы часто упускаем важное или обижаем друг друга, не замечая того. Мы расходимся по жизни, раненые и презирающие друг друга, когда могли бы стать друзьями. Мы бы удивились, узнав, сколько бед и конфликтов можно разрешить во мгновение ока, если их участники просто поймут друг друга правильно.
А с эмо-волосами это казалось настолько легко — понять правильно и убедиться, что Ана тоже поняла. Сразу заметны малейшее сомнения или обиды; ты всегда увидишь, как отзовётся твоё слово. И это работало в обе стороны: эмо-волосы научили Ану быть искренней, не бояться своих чувств и не пытаться их спрятать. Принцесса улыбнулась Одиссею, и он увидел, что ей радостно лететь вместе с ним.
