— Мы упускаем гигантского алеуда в маленькой комнате, — бестактно встрял Фокс. — Фарейцы и их гротескное выступление — не твоих рук дело.
Афина повернула к человеку свою точёную голову, она смотрела на него внимательно, как на странного зверя, который оказался умнее, чем ты полагал.
— Нет, — ответила она. — Эта безумная попытка избавиться от Аны — не моя.
— Наши братья и сёстры, — прошептала девушка, она наконец поняла. — Они устали ждать.
Сквозь крышу административного диска ударило две иномирных молнии. Одна за другой они пробили купол и как в замедленной съемке раскатились на ветвящиеся разряды, оформились в две фигуры. Солнцеликий и луноглазая. Артемида и Аполлон.
В другое время их вид восхитил бы Одиссея. Любитель историй и культур, он был бы безмерно счастлив, что наследие древней Земли пережило тысячелетия, и возродилось в космосе, столь масштабно и ярко. Что миф воплотился в реальность, и чаяния слабых, привязанных к земле мечтателей взмыли выше звёзд.
Но сейчас он смотрел на них другими глазами, ведь эти двое хотели убить Ану.
— Ты так и не закончила играть в куклы, сестра, — тон Артемиды был совершенно спокойным и даже беззаботным, но всё равно обвинял. Переливаясь лунным светом, она указала на Ану и с улыбкой покачала головой.
— Мы видели твои сомнения. Ты страдала, и мы пришли помочь, — склонив голову, лучезарно улыбнулся Аполлон. — Кто ещё поможет, если не семья?
— Благодарю, — поклонилась Афина. Ничто в её голосе и движении не выдало отношения. — Я уже взяла вопрос в свои руки.
— Но опоздала, — свет Аполлона стал ярче, губы отвердели. Сгустки энергии перекатывались по его полупрозрачному телу, закручивались идеальными кудрями вокруг волевой, гордо посаженой головы. — Кукла, в которую ты заигралась, применила свои воли, и теперь сокровище, наше по праву, будет сверкать для других.
— Вот что бывает, если не упразднить статус наследной принцессы, — кивнула Артемида. — Разум младенца принимает детские решения, которые вредны для империи и семьи.
Они говорили только с Афиной, не обращая на Ану с Одиссеем ни малейшего внимания. Ведь смертные в их глазах были всего лишь листья, упавшие с дерева, хрупкие листья, которые летят по воле ветра и скоро завянут, скорчатся, рассыпятся в прах.
— Я одобряю её воли, — ответила Афина ровно. — Они соответствуют моим.
— Вот как? — подняла брови Артемида. — Ты так же хочешь, чтобы теллари тратил свой драгоценный дар на прошлогоднюю листву?
— Разве это мудро, сестра? Разве это правильно? — наклонив голову, спросил Аполлон. — Теллагерса может спасать даже бессмертных. Наши жизни куда важнее жизней обычных людей. Мы твоя семья, и ты должна защищать нас, как мы защищаем тебя. До последнего дыхания.
— Моя воля о равенстве. Жизнь — первая и последняя ценность для каждого, будь он принц или нищий, бог или раб. У нас с вами достаточно власти и свободы, чтобы делиться с теми, кто их лишён.
— О, здесь ты заблуждаешься, сестра, — Аполлон с ласковой жалостью протянул к ней руку. — Твоя доброта не знает границ и бьётся дикими волнами, как беспутное море, выйдя из берегов. Такая доброта опасна, она смывает империи. А мы должны сохранить и преумножить наследие наших матерей и отцов.
— Слёзы богов должны служить богам, — добавила Артемида так непререкаемо, будто озвучила закон физики.
Высшие существа синхронно подняли руки.
— Мы изъявляем собственную волю: теллари должен перейти в собственность Олимпа. Для этого фонд целителей Рассвета будет расформирован и закрыт.
Они раскрыли ладони, и в них воссияли многослойные печати, солнечная и лунная.
— А чтобы ускорить дело и избавить нас от бюрократических процедур, — тепло улыбаясь, произнёс Аполлон, — мы уничтожим эту планету. Так будет проще.
— Я призываю вас отступиться, братья и сестра, — сказала Афина опасным голосом.
Всё пространство зала разом скрутили изгибы пересекающихся полей. Три техно-бога без предупреждения столкнули силы, двое пытались сковать и обессилить одну. Ану и Одиссея бросило на колени, воздух сделался гудящий, переполненный силой, которая ходила волнами и сгустками. Импульсные удары олимпиаров носились в воздухе, словно в невидимом лабиринте, пытаясь прорваться друг к другу, но каждый из участников боя воздвигал и убирал силовые стены, одновременно посылая новые и новые импульсы в бой. Это был мягкий бой, не смертельный, лишь душное семейное противостояние.
Двигаться стало почти невозможно, поля прижимали к полу, давили и тянули в разные стороны при попытке встать. Никто специально не пытался связать смертных, всем было не до них, ведь они никак не могли повлиять на дуэль богов. Просто бушующая сила давила на Ану и Одиссея тяжким грузом, как будто гравитация внезапно увеличилась в пять-шесть раз. Как-то само собой вышло, что прижались друг к другу, стиснутые, бессильные, как потерявшиеся песчинки на дне вихря, который не сулил им ничего хорошего. Но вместе, чувствуя живое тепло.
— Простите меня, босс, — со слезами на глазах упрашивала Ана. — Я привела вас на верную смерть. Если бы я знала…
— Ты всё сделала правильно.
— Как вы можете не бояться умирать? Мне страшно.
Фоксу не хотелось отвечать на этот вопрос, тем более, отвечать правду.
— Мне тоже страшно. Но давай попробуем один финт.
Ана посмотрела на него с внезапной жалость и нежностью.
— Вы никогда не сдаётесь, верно? Всегда продолжаете драться.
— В твоей системе защиты есть операция «Замена»? Когда в критической ситуации происходит двусторонний нуль-портальный телепорт, и тебя меняет местами с тем самым синтетиком-двойником? Ты можешь перенастроить её не на двойника?
— Не знаю, кажется да, — замотала головой девушка.
Она с трудом держалась и не начинала кричать от переполнявших её чувств. Волосы Аны сходили с ума, они рассыпались на разные цвета: грязно-сизые от страха, серые от опустошения, чёрные от горя, белые от смирения, и алые с розовым отливом… от любви?
— Я… Я бы хотела вас полюбить, — сказала она обжигающе-искренне, сжатая в руках Фокса, держась за него и глядя ему в глаза. — Потому что вам никогда не всё равно. Вы бросаетесь всем на помощь, и всегда находите выход. Я изучала вас перед тем, как полететь на встречу, и сразу подумала: вот человек, которого я бы хотела полюбить…
— Ана! — голос Одиссея хлестнул, как пощечина. — Передай мне управление своей системой защиты, и отключи контроль у самой себя!
— Так делать нельзя, — рассмеялась принцесса, по лицу которой текли слёзы. — Это нарушение всех протоколов. Вдруг вы вражеский агент и хотите навредить империи?
Её губы дрожали, она уже распрощалась с жизнью, и только надеялась на крупицу нежности в ответ, на проблеск счастья перед тем, как всё закончится.
