– Как же можно уволить? На что же он с семьей будет жить? А вдруг у него есть и собака? Как можно оставить хозяина собаки без средств к существованию?
Игорь хмыкнул:
– Вот и я думаю… о собаке. То есть взвешиваю. Была это разовая ошибка, которой больше не повторится, тогда можно ограничиться выговором и штрафом? Но придется постоянно за ним проверять. А может, это далеко не первая его халатность, просто до сих пор явным браком не высвечивалась? Мы не можем ведь каждую деталь лично рассматривать, зачем тогда вообще его должность нужна? Или мы обязаны рассмотреть достойные кандидатуры других специалистов, – он ткнул пальцем на несколько папок справа, – через несколько месяцев они наберутся того же опыта, зато навсегда запомнят, что бывает за такие ошибки. Помоги мне решить, дорогой будущий директор!
Уволить, конечно. Если бы речь шла не о человеке со своей жизнью. Тогда не увольнять. Если бы речь не шла о прибыли компании…
– Я не знаю, – прозвучало жалко.
– Вот именно. Уже к концу дня будет подписан приказ на увольнение или понижение в должности, потому что я не дочь своего отца – я должен делать дело максимально эффективно, без соплей и собачек. А право красиво улыбаться оставлю тебе.
Я стушевалась, но глянула на часы и нашла повод на этой трагической ноте закончить:
– Я пойду. Мне на работу еще вечером.
– На работу?
Я остановилась, чтобы произнести то важное, чем могла гордиться:
– Ну да. В кафе работаю, помощником повара!
– Ты?!
Оставила вопрос без ответа, зато для гордой осанки нашелся повод. Мне все-таки удалось привести Игоря в то же изумление, в котором он пребывал утром.
Глава 23. Бег с несуществующими препятствиями
Карпов И.И. никак не шел из головы. Я подозревала, что на производстве нередко возникают проблемы, которые приходится разрешать руководству. И вряд ли эта – самая сложная из них. Но неожиданно для самой себя я вдруг рассмотрела и минусы моей будущей жизни. Гладко, просто, понятно, справедливо не будет, будет эффективно. Я сегодня не только схемы амортизационных отчислений постигла, но и в микроскопической степени убавила свою наивность – тоже можно считать образованием.
Сели с Юрой у стены, чтобы под ногами предыдущей смены не путаться. Вернее, чтобы просто посидеть рядом и за руки подержаться. Но я свои размышления так и не смогла отпустить, потому решила поделиться ими:
– Юр, вот нам на семинаре сегодня проблему обрисовали. Представь, что кто-то из работников кафе нанесет ущерб – ну, скажем, в пятьдесят тысяч. Это же для Сергея Сергеевича ущерб?
– За пятьдесят тысяч Сергей Сергеевич удавится, – подтвердил Юра, наблюдая за официанткой, которая как раз споткнулась – будто бы наглядно хотела продемонстрировать реальный эксперимент, но одумалась и вовремя восстановила равновесие. Улыбнулась и продолжила путь с подносом к столику.
– Ну вот, – продолжила я. – Что должен сделать хороший руководитель, если не может размер ущерба вычесть из зарплаты виновного? Уволить без права амнистии?
Юра с интересом глянул на мой профиль, затем снова в зал, глубоко задумался.
– Знаешь, еще недавно я бы ответил совершенно однозначно: если размер ущерба больше затрат на поиск и подготовку другого человека, то увольнять и не оглядываться. В смысле, сравниваешь альтернативные издержки, чистая рациональность. Для низкоквалифицированного труда и дилеммы никакой нет.
Я выхватила суть его ответа:
– Недавно? Сейчас уже не так думаешь?
– Не так, – Юра чуть склонился, чтобы быть ближе ко мне. – В этом кафе не так и так не будет. В прошлый раз, помнишь, теть Маша на смену не пришла, ребенок у нее затемпературил. Сергеич вопил, сменщицу ее вызванивал, а потом сам посуду мыл, пока сменщица не явилась. От нее еще выслушал, что выходной испортили. Ущерб, хоть и поправимый, но не единичный. Про увольнение и речи не идет. Почему так?
– Потому что наш Сергеич не умеет сравнивать альтернативные издержки? – предположила я.
Юра усмехнулся:
– И это тоже. Но важнее другое. Теть Маша здесь давно работает, они друг друга как облупленных знают. И Сергеич в курсе, что если завтра у него аврал случится, то она и на вторую смену останется, и полы заодно помоет. Выскажется матами, но сделает всё возможное. Многолетнее общение сделало из рабочих отношений неформально-рабочие, о чистой рациональности речи не идет. А как они с поваром иногда ругаются – залюбуешься! Ссоры людей, тянущих одну лямку и не собирающихся разругаться окончательно. Но если в теть Маше и Николае шеф уверен, то на новеньких переносит такое же отношение без оснований, просто по инерции. И они тоже невольно со временем втягиваются в эту «семейственность» – становится уже важным не подвести остальных. Важнее, чем потерять выходной или прибыль. Абсолютно неэффективная система управления, которая работает только в небольших коллективах.
– Ого, как ты все расписал! – восхитилась я. – А в больших компаниях?
– Конечно, нет. Наверное, поэтому мне так подсознательно и хотелось изолироваться от больших коллективов, хотя я раньше причину для себя сформулировать не мог. Вот это всё, – он махнул рукой неопределенно, но будто подхватывая все столики в зале вместе с официантками и выглянувшим из-за стойки раскрасневшимся дядь Колей, – мне просто ближе. Когда сначала стоит человек, а уже после прибыль.
Я не определилась, разделяю ли его точку зрения, но кивнула, просто откладывая эти размышления на потом:
– Звучит душевным утопическим социализмом.
Юра рассмеялся:
– Наверное. И это изначально делает из меня плохого руководителя, просто нет в моей голове той извилины, которая заворачивалась бы в правильную сторону. Поручи мне большое производство – и я утопил бы его или себя. Вот такой я душевный утопический социалист. Какое счастье, что передо мной никогда таких выборов и не будет стоять. Плохой руководитель, не умеющий держать дистанцию с подчиненными, на крупном производстве – беда. Пожалеет одного, в итоге работу из-за падения прибыли потеряют десятки.
Повар уже звал меня – пора переодеваться к началу смены. Это дало возможность окончить разговор на почти философской ноте. Юра, сам о том не подозревая, неожиданно открыл мне ответ на важнейший вопрос: он, судя по всему, не ради временного прикола в журналистику подался, он хочет совсем отмежеваться от семейного дела, которое, конечно же, можно обозначить как «крупное». Вроде бы этот вывод все время мельтешил на поверхности, но раньше так явственно не озвучивался. Интересно, и кому он передаст все свои отели? По друзьям раскидает в качестве новогодних подарков? Надо же, какой парадокс: Юра отказывается от своего наследства, потому что видит в себе неспособность к правильному управлению, а я же вижу способность – не зря даже родители считают меня расчетливой и циничной, но меня изолируют по другим причинам. Не слишком ли я углубилась в сострадание к людям по одним лишь фамилиям? Не уничтожит ли появившаяся мягкотелость единственный мой козырь – холодную расчетливость и неоспоримое умение держать дистанцию?
