– Не скромничай. Подозреваю, ты провела вечер в еще более интересной компании, чем я.
Мои щеки вспыхивают. Мы с Эдуардо не родственники, но он всегда умел действовать мне на нервы именно так, как это делают старшие братья и сестры.
– Понятия не имею, о чем ты.
– А по-моему, имеешь. – Его лицо становится серьезным: – Это мощный американский клан, Беатрис. Они очень влиятельны в политике.
– Они – да, но он приходится им каким-то дальним родственником и вряд ли влияет на политические решения.
– Я не о предложении руки и сердца. Я о том, что на тебя обратил внимание сенатор.
– У тебя шпионы среди обслуживающего персонала подобных вечеринок или ты завербовал кого-то из гостей? – спрашиваю я холодно.
– Ты же знаешь: я не выдаю свои секреты.
– Мы просто потанцевали.
– Разумеется.
– Один танец, и все! – настаиваю я.
– По моим сведениям, он весь вечер глаз с тебя не сводил.
Эти слова не должны доставлять мне удовольствие, но доставляют.
– Весь вечер он праздновал свою помолвку.
– У мужчин, которые собираются жениться, тоже есть глаза.
– Какая прелесть! Донжуан – это как раз то, что мне нужно.
– Это действительно то, что нужно. По крайней мере, для наших целей. О его симпатичной невесте не беспокойся. Подумай лучше о том, Беатрис, что однажды нам может понадобиться его голос в сенате.
Я делаю над собой усилие, чтобы мои слова прозвучали непринужденно:
– Рассчитывать на голос в сенате после одного танца?! Ну у тебя и амбиции! К тому же я думала, мы собираемся убить Фиделя, а не уморить законодательными актами.
– Никакими возможностями не следует пренебрегать. Сегодня будет еще одна вечеринка. Сенатор Престон должен прийти. Почему бы тебе не попробовать его соблазнить? Вдруг из этого что-то получится?
Я прищуриваюсь, в голосе звучат стальные нотки.
– Я не продаюсь. Я здесь, чтобы убить Фиделя, а не чтобы через постель политиков помогать тебе в решении финансовых проблем.
– Я думал, ты здесь ради Алехандро, – возражает Эдуардо, нисколько не смутившись.
Странное дело! Люди бросаются именем моего брата, как будто стоит им потянуть за эту ниточку, я тут же кинусь исполнять их волю. Но вообще-то можно кого-то любить и при этом оставаться здравомыслящим человеком.
– Что до моих финансовых проблем, – прибавляет Эдуардо, – то речь совсем не о них. Разве ты не хотела бы лучшей жизни для себя самой, для родителей и сестер?
– Я не намерена спать с сенатором Престоном ни ради тебя, ни ради памяти Алехандро, ни из-за того, что мне и моим сестрам приходится по многу раз надевать одни и те же платья. Есть другие способы победить Фиделя. Наконец, я лучше, чем кто-либо другой, знала своего брата и не сомневаюсь: он был бы против того, чтобы во имя нашего дела я занималась проституцией.
Как бы много революция ни отняла у наших семей, воспитание все же остается при нас, поэтому мои слова не могут не смутить Эдуардо хотя бы на секунду.
– Хорошо. Не спи с ним. Просто посмотри, что получится, если тебе удастся удержать его интерес. Может, в таком случае он будет более склонен помогать нам.
– Он женится, – напоминаю я Эдуардо, а заодно и себе самой (это для меня совсем не лишнее, при том, с каким удовольствием я вспоминаю вчерашний танец на балконе).
Неужели Николас Престон действительно весь вечер на меня смотрел?
– А ты Беатрис Перес, – парирует Эдуардо.
– Я не собираюсь портить человеку жизнь или расстраивать свадьбу. Не хочу, чтобы из-за меня страдали невинные люди.
– Он американский политик. Где он и где невинность? Руки американцев давно запачканы грязью. Итак, вечеринка сегодня. Твой сенатор Престон там будет. Я тоже. Составь мне компанию.
Я колеблюсь. Эдуардо улыбается.
– Что такого, если ты попробуешь? Сама же сказала: вы только потанцевали.
В его проницательно блестящих темно-карих глазах одновременно читаются и вызов, и просьба. Вот ведь хитрый черт! Мы оба знаем, что безнадежные дела – это для меня непреодолимый соблазн и что трудностей я никогда не боялась.
* * *
Компания собралась не такая, как на вчерашнем приеме: нет матрон, нет пожилых пар. Знакомые лица есть, но в целом публика совсем не та, что бывает на вечеринках, куда я хожу с родителями.
– Выглядишь великолепно, – шепчет Эдуардо, когда мы рука об руку входим в зал.
– Может быть, но меня несколько смущает то, как ты это говоришь.
– А как я это говорю?
– Я чувствую себя куском мяса, которым ты трясешь у них перед носом.
Эдуардо усмехается, и его ленивая улыбка привлекает внимание большинства присутствующих женщин. Если кто-то из них еще не успел меня возненавидеть, то сейчас я наверняка восстановила против себя всех, появившись в свете под ручку с одним из самых эффектных холостяков сезона.
– Пока ты была на Кубе, мне тебя ужасно не хватало, – пробормотал Эдуардо с ласковой снисходительностью старого друга или любовника.
Он эмигрировал раньше нас. До того, как президент Батиста бежал, предоставив нам проснуться новогодним утром в руках Фиделя. За несколько лет Эдуардо пришлось раздать немало взяток разным чиновникам, и мне всегда было интересно, помогло ли это ему подготовиться к тем переменам, которые охватили Кубу.
– В последнее время женщины не переставая мне льстят, – добавляет он, улыбаясь. – Честное слово, это утомляет.
Сдержавшись, чтобы не фыркнуть, я отрываю взгляд от его лица и изучаю толпу.
У меня перехватывает дыхание.
Те самые голубые глаза впиваются в мои, Эдуардо моментально забыт.
Невесты поблизости не видно. Может, она здесь, просто они не из тех пар, которые везде ходят в обнимку. Или, скорее всего, она, как большинство незамужних молодых леди из хороших семей, отправилась с родителями на другую вечеринку, более респектабельную.
Николас Престон сегодня так же красив, как вчера. Вместо смокинга на нем менее парадный костюм, белизна воротничка подчеркивает ровный загар.
Зимой, спасаясь от северного холода, в Палм-Бич съезжается самое утонченное общество. Легко представить себе, как сенатор Престон играет в гольф с Кеннеди под утренним солнцем Флориды или бродит на закате по пляжу. Наверняка он упоенно занимается каким-нибудь спортом: плавает на паруснике, летает на самолете, играет в поло верхом на пони из какого-нибудь шикарного поместья или ему нет равных в теннисе.
Эдуардо приветствует хозяина – наследника крупной газеты, чья фамилия увековечена в «Светском альманахе». Для моей матери это что-то вроде Библии: она штудирует списки почтенных семейств в поисках мужчин, за которых можно было бы выдать непристроенных дочерей.
