Почему Костя с папой не спят, ясно, поняла Лиза. Они драконы, их эта магия не берет.
А мы с Инго волшебники.
А Филин… а Филина Инго за руку держал.
— Слушай, Инго, не могу я так, правда, — сказал вдруг Филин. — Разбуди Соню, пожалуйста! Сил моих нет!
— Да, сейчас. Я тоже так не могу, — ответил Инго, словно очнувшись. — Погодите, попробую. — Он присел на корточки перед креслом и долго и внимательно смотрел маме Соне в лицо. — Не получится, — сообщил он через полминуты. — Заклятье очень сложное. Оно… оно весь город оплело, как паутина. Ч-чёрт… Сейчас… — Он стал очень осторожно водить одной ладонью над другой, словно котенка гладил, и Лиза вдруг увидела, как в руке у него появился большой ком спутанных тонких нитей, слабо светящихся голубым. Инго очень бережно повертел комок в руках, нашёл кончик и начал аккуратно сматывать нить в клубочек. — Ну вот, — печально сказал он. — Распутаем — и она проснется. Только я не уверен, что это нужно. — Он протянул комок Филину.
— Фробениус научил? — горько спросил Филин, принимаясь за дело. Инго кивнул.
«Дура я, дура! — рассердилась на себя Лиза. — Надо было сразу сообразить и маму Соню держать тоже!» — А потом подумала — может, и к лучшему, что она спит. И вообще, кто мог знать, что на маму Соню магия подействует, если она чуточку гном? Лиза вспомнила было про Лёвушку — уснул он или нет, но она тут же отогнала эту мысль. «Ещё неизвестно, где он сейчас. Хотя, может, вовсе нас и не пять осталось, — решила она. — Не спят те, кто Изморину нужен. Значит…» — Лиза вспомнила про Паулинину передачу и навострила уши.
Как только волшебный слух включился, разговоры взрослых как будто отодвинулись куда-то вдаль и слились в мерный шорох — будто волна на песок набегает. Зато теперь Лиза отчетливо слышала весь город»
Она слышала, как хрустит лёд под тяжелыми гулкими шагами статуй.
И как морозный воздух рассекают бесчисленные крылья — каменные, бронзовые, чугунные, медные.
И как дробно цокают по обледенелому асфальту коготки миллионов крыс.
Но людей она почему-то не слышала, и от этого становилось холодно и неуютно, будто и впрямь во всем огромном городе, кишевшем каменной и металлической живностью и крысами, они остались впятером.
Это всё морок, сказала себе Лиза, и прислушалась ещё раз.
Шаги. Легкие, живые, они зазвучали по всему городу. И ещё — хлопали двери, щелкали замки. Кто-то осторожно сходил по лестницам, и скрипели створки в подъездах, и эхо отпрыгивало под арками.
И все шаги направлялись с разных концов города в одну сторону. И все они были медленные и какие-то неуверенные, словно… словно во сне.
— Что, лисенок? — вскинулся Инго. — Ты что-то услышала?
Взрослые смотрели на неё. И Костя тоже.
— Там, — Лиза дрожащей рукой показала на окно, — они идут.
Все кинулись к окну.
Глава 7,
в которой цветы светятся в темноте, а подвиги решительно не задаются
Сначала они видели только свои отражения в стекле, как в высоком чёрном зеркале. Потом Инго досадливо сморщился и быстро переставил свечу с подоконника обратно на стол.
За окном открылась бескрайняя городская ночь. Над городом висела такая тишина, что было слышно, как в печных трубах подвывает ветер. Площадь была пуста. А потом откуда-то с Каменноостровского на площадь выбрела маленькая тёмная фигурка. Она шла неуверенно и медленно, как во сне, но ни разу не споткнулась и не поскользнулась. За ней показалась другая, с небольшим продолговатым чемоданчиком в руках. Третья, четвёртая… Потом ещё несколько появились со стороны Карповки, потом потянулась цепочка справа, от Островов.
Это шли дети. Одинаковой шаткой походкой. Одинаково не замечая подёрнутых ледком луж и наступая в них с размаху. Они не обращали внимания на крыс, жавшихся по краям площади, и не смотрели в небо, где время от времени пролетала какая-нибудь каменная нежить. И крысы со статуями их не трогали. Некоторые дети несли футляры с музыкальными инструментами. Посреди площади каждый из них на несколько секунд замедлял шаг, вскидывал голову, будто к чему-то прислушивался, а потом медленно убредал по Большому проспекту. Были среди них совсем малыши-первоклашки, были и старшеклассники. Они не оглядывались друг на друга, не разговаривали, не держались за руки. Шли по одному, но все в одну сторону.
— Да они же спят на ходу! — хриплым шепотом сказал старший Конрад. Я отсюда вижу!
Филин покосился на него с завистью:
— Что, буквально?
— Глаза у всех закрыты, — растерянно развел руками Конрад.
Инго прищурился, потом решительно распахнул окно и высунулся из него чуть ли не наполовину.
— Да, — подтвердил он. — И не спотыкаются. И луж не замечают.
По комнате закружил ледяной ветер, норовя задуть свечи.
— Филин, отойдите-ка, сквозняк, — сказал Инго. Филин послушно повернулся и…
— Лизавета!!! — панически закричал он. — Ты где? — он бросился вон из комнаты и тут же нернулся. — Сбежали! Оба! — рявкнул он так, что свеча на столе погасла, и закашлялся. — Паршивцы! Подвигов захотелось!
Инго побелел, не поверил и побежал проверять, а Конрад приосанился и тихо, но внятно пробормотал: «Неудивительно».
— Всех поздравляю, — Филин мешком осел па стул. Рядом с креслом спящей мамы Сони.
— Они что, как те, на улице? — Инго снова метнулся к окну. Филин поднял голову:
— Дров не наломай, ладно? Ты сначала пойми, что с ними…
Инго прикусил губу, с усилием выпрямился и стал глядеть вниз, на площадь.
— Филин, а я этого заклятья не знаю, — сказал он через несколько секунд. — Это не сон, они сейчас вообще как неживые, даже холода не чувствуют, и, видите, их ни крысы, ни статуи зa людей не принимают. А физиология вроде бы работает нормально, только дыхание поверхностное… Странно, при таком дыхании они физически не должны идти! У них сил не может быть! — Он запустил пальцы в растрепанную шевелюру. — Я попро…
— Не смей! — сипло закричал Филин. — Вообще ничего не смей! Сядь! Это может быть гаммельнский сомнамбулизм! Оно не снимается, пока само не пройдёт! Ты же их убьёшь, остолоп! — он захлопнул окно так, что стекло задребезжало.
— На Константина это всё не действует, — твёрдо сказал старший Конрад. — Константин ушёл сам и знал, что делает… Или даже улетел.
Филин не сказал «сомневаюсь», хотя мог бы.
— Думаю, Её Высочество тоже, — продолжал Конрад с отеческой гордостью. — Не такие они… кхм… люди, чтобы плясать под чужую дудочку. Или не дудочку.
— Всё равно я иду за ними, — решил Инго. — Конрад, пошли. Филин, пропустите, пожалуйста.
Взъерошенный Филин застыл, насупившись, в дверях и двигаться с места явно не собирался.
