Глаза у Лизы понемногу привыкли к темноте, и она различила квадратный — как это называется? — ну да, холл со светлыми стенами, увешанными картинами. Напротив темнел такой же диван с такими же двумя пластиковыми деревьями и тумба с громадным мертвым телевизором. Разговаривать совсем не хотелось. Костя, потерпев фиаско с подвигом номер один, сидел смирно, словно в очереди к зубному, — наверно, лелеял далеко идущие планы. Действие гномского кофе постепенно выветривалось, и Лизе, несмотря на страх и колотящееся сердце, нестерпимо захотелось спать. Она судорожно зевнула и строго велела себе не поддаваться. А то ещё врасплох возьмут.
Потом снова послышался мерный топот, из- за угла коридора поплыло, покачиваясь, жиденькое пятно белесого света, и показалась Паулина. Лиза с Костей одновременно поднялись. Паулина, не глядя на них, прошествовала к той двери, за которой таинственно шуршало, и постучала в неё — очень трепетно и несмело. Ого, Паулина боится!
Петли еле слышно скрипнули.
Этот человек стоял у заваленного бумагами письменного стола с дымящейся чашечкой в руке и смотрел на Лизу сквозь дымчатые стекла очков с такой издевкой, что ей сразу стало горячо — и ушам, и щекам и даже глазам. Уже потом она поняла, что в комнате почему-то светло — по крайней мере, вовсе не темно, хотя откуда исходит синеватое холодное сияние, было неясно. И очки — да, очки же у него теперь не тёмные! Приспосабливается, — подумала Лиза, и ей вновь стало очень зябко, особенно спине.
— А, это вы, — сказал Изморин и поставил чашечку на стол. В комнате крепко пахло кофе, сигаретным дымом и чем-то отвратительно- сладким, но при этом было холодно, как в морозилке. В левой стене разевал темную пасть нетопленый камин.
— 3-здравствуйте, — выдавил Костя, делая попытку заслонить Лизу.
— Обязательно буду, благодарствуй, — сквозь зубы ответил Изморин. — Здоровье мне пригодится. Рад тебя видеть, Лиллибет, — кивнул он и снял очки вовсе. Костя с подчеркнутым интересом смотрел в белые глаза бывшего Мутабора и старался не щуриться. Допрыгается, в тоске подумала Лиза.
— Садитесь, раз пришли. — Изморин указал подбородком на металлические стулья у дальней стены и вернулся за стол. И тут Лиза заметила, что на столе стоит тяжелая хрустальная ваза с толстым букетом белых лилий — вот они-то и сияли мертвым синеватым светом, от которого сразу заболели глаза. Лизе даже сначала показалось, что цветы стеклянные и что это такая лампа, но цветы стояли в воде, никаких проводов от них никуда не тянулось, да и пахли нестерпимо.
Неоновый свет глянцево поблескивал на расстеленной по столу новенькой карте Петербурга.
Некоторое время Изморин внимательно смотрел на карту. И Лиза вдруг почувствовала себя страшно глупо. Как в кабинете директора, честное слово! Изморин продолжал молчать, потом побарабанил по карте длинными белыми пальцами. Лиза поежилась.
— И с чем вы явились, позвольте спросить? — издевательски поинтересовался Изморин. — Уж не помощь ли предлагать?
Лиза набрала было в грудь воздуху, но тут он поднял глаза и посмотрел на неё в упор.
Ну вот, опоздала.
Изморин вышел из-за стола и навис над ней, сунув руки в карманы.
— А знаешь, что мне кажется, дитя мое? Кажется мне, что не стоит больше тебе верить, — сказал он, покачиваясь с пятки на носок. — Учитывая: твои предрассудки, — он поднес руку к самому Лизиному носу и стал загибать бледные аккуратные пальцы, — влияние разных принципиальных волшебничков, тяжелую наследственность, строптивого старшего братца и некоторый ночной эпизод — нет, не верю. Передумал. И я не верю, что ты пришла сюда потому, что испугалась. Ты ещё совсем букашка, Лиллибет, ничего по-настоящему страшного в своей маленькой жизни не видела и потому не умеешь по-настоящему пугаться. А зря, девочка моя.
Изморин вернулся за стол и снова уставился в карту.
— Потому что скоро тебе станет страшно, очень страшно, принцесса, — пропел он, — и ты будешь помогать мне как шелковая. К тебе, дракон, это тоже относится.
Он оторвал уголок какой-то бумажки и стал катать между пальцами бумажный комочек.
— Намерения у меня, как вы поняли, самые серьезные, — продолжал Изморин. — Мне, само собой, нужен не только этот город, планы у меня куда обширней. С этого вашего Петербурга просто удобнее начинать. У меня довольно солидный жизненный опыт, Лиллибет, и на данный момент я очень точно знаю, чего хочу.
Он прицелился и двумя пальцами бросил на карту крошечный бумажный шарик.
Лиза мгновенно включила слух. И услышала, как где-то вдали об асфальт грянулась ледяная глыба. Только вот где? Сейчас ведь в городе не спят только…
— Слушаешь? — глянул на неё Изморин. — Ушки на макушке, да? Ну слушай, тебе полезно… А хочу я владений в масштабах Вселенной — раз и бессмертия — два, — бессмертие или, по крайней мере, сколь угодно долгая жизнь в таких делах решительно необходимы. Я ведь теперь человек, а для человека, как ты понимаешь, старость и смерть — проблемы весьма актуальные.
Он оторвал ещё клочок бумажки, но на сей раз скатал комочек небрежно и бросил его почти сразу после первого.
«Псих», — коротко подумала Лиза.
— Я знаю, что не оригинален, — просто до сих пор это никому не удавалось, — Изморин улыбнулся, не глядя на Лизу, и вдруг сгреб со стола карту и смял её, а потом снова разгладил. — А мне удастся. Отчасти с твоей помощью.
Он ухватил со стола металлическую скрепку, разогнул её и, сложившись пополам над столом, кончиком с силой процарапал на карте ка- кую-то линию. Лизин слух уловил глухой и страшный хруст расходящейся земли — как будто расселся замороженный арбуз.
— Пространство города уже почти мое, а будет совсем мое…
Изморин выпрямился и полюбовался на дело рук своих, а потом начирикал что-то на обрывке кальки, положил её на карту и прижал ладонью, хотя сквозняка в комнате не чувствовалось.
— Ах, Лиллибет, Лиллибет, маленькая моя Лиллибет, — он деланно вздохнул, — знала бы ты, что я сейчас делаю и с кем… Так вот, талантливые дети — прекрасный материал для создания личного бессмертия, а музыка, как ты сама прекрасно понимаешь… особенная музыка… прекрасный способ овладения пространством. Сейчас, Лиллибет, здесь, в гостинице, собирается камерный оркестр. Я почти завершил работу… мне осталось совсем немного… — Изморин критически осмотрел карту, потом взял настольные часы, что-то в них подкрутил и заключил:
— Хватит с них. Достаточно, пожалуй. Так вот, я почти дописал некое музыкальное произведение, которое увенчает мою победу над городом. Теперь его есть кому исполнять. Там будет партия виолончели.
Костя, непринужденно державший руку на спинке стула, легонько толкнул Лизу костяшками пальцев между лопатками. Да она уже и сама заметила, что в углу кабинета матово темнеет виолончельный футляр.
Стоп-стоп-стоп, Мутабор же вроде всегда скрипачом был… Хотя если он это новое тело где-то взял, кто его знает… И тут ей смутно вспомнилось — что-то такое совсем недавно Филин с кем-то обсуждал — не то заболел, не то погиб, не то в катастрофу попал известный виолончелист, причем не очень и пожилой…
