Эх, юношеская любовь. Самая яркая из всех видов любви. Так у меня было с моим Тиграном.
– Слухи ходят всегда. Не стоит им верить, – ответила Ольга.
– Слухи – это единственный источник информации для людей вне военного блока помимо тех новостей, что распространяет Отдел пропаганды, – парировала я.
Я посмотрела новости лишь раз, его хватило, чтобы понять, какому информационному прессингу подвергаются жители Желявы. От объема хвалебных песен в адрес Генералитета опухоль в мозгу вырастит. Согласно версии Отдела пропаганды, Падальщики, оказывается, нашли нас изнемогающими от голода и холода посреди гор и вовремя спасли от кровожадных чудищ! Эту новость повторяют утром и вечером, вкрапляя самые жуткие и кровавые видеокадры с того побоища. Если бы я смотрела этот шлак дважды в день, то уже через неделю сама бы поверила в то, что все произошло ровно так, как заявляет диктор с экрана. Несмотря на то, что его в деревне не было, а я была. Отдел пропаганды – сборище тонких психологов и манипуляторов. Неудивительно, что личности, работающие в нем, никогда не покидают пределы военного блока. Служи государству до гроба.
Разумеется, весь этот хрустальный лоск разбивается об очевидные факты: целое поселение умудрялось выживать на поверхности безо всяких подземных баз на протяжении сорока лет, да еще оставшиеся в живых сто пятьдесят шесть деревенщин пышут здоровьем, как древнегреческие боги. А когда я начинаю рассказывать правдивую версию о том, что на самом деле Генерал собирался нас всех в расход пустить, уничтожить целый жизненный уклад, который мы уже третье поколение строили просто потому, что так твердит Протокол, желявцы начинают выключать новостные мониторы.
Генерал почуял угрозу, исходящую от тупых деревенщин, и этим утром я с удивлением обнаружила, что ко мне приставили дополнительный конвой из двух молчаливых амбалов, которые меня теперь от дома до работы провожают. Их угрожающие рожи да тела размером с гору пресекают попытки людей заговорить со мной. Как будто я хранитель тайного ингредиента в рецепте «как убить президента».
– Алания, я к тебе с конкретной просьбой.
Ольга наконец перестала вести светские беседы и перешла к сути.
– Калеб просит тебя наладить связь с Фиделем Гарро и Маркусом Лебовски, – передает она послание, с которым и пришла в агроблок.
– Вы уже планируете что-то? – спросил Халил шепотом по-заговорщически.
– Пока просто прощупываем почву, – ответила она.
– А почему сам Калеб не пришел? – спросила я.
– Генералитет взял Падальщиков под особое наблюдение после того, как мы взбунтовались там в деревне. Мы сами себя ярким красным маркером для него пометили, – ответила Ольга, осматриваясь по сторонам.
Леша тоже сканировал периметр без устали и перерыва. Зоркий глаз Генералитета теперь следит за любым подозрительным перемещением солдат, особенно если солдаты наведываются в те отсеки, где концентрация бунтарских настроений выше среднего.
– Да, ваши действия были не особо продуманными, учитывая растущее здесь недовольство правлением Генерала, – согласилась я.
– Мы возложили слишком много надежд на мыльный пузырь, который лопнул едва мы поверили в его существование, – Ольга опустила глаза.
– Существование которого вы же и оборвали!
– Квентин! – я тут же осекла брата.
Леша напрягся. Ольга же оставалась невозмутимой.
– Это они навели чудовищ на нас! – не успокаивался брат.
– Это не доказано! – странным образом я защищала чужих мне ребят, хотя не до конца верила в собственные слова.
– Их громкие машины навели их на нас!
– Начнем с того, что ваши дети беспрепятственно гуляли в лесах! – парировала Ольга, используя Каришку и Маришку, которые и привели к нашим дверям армию.
– И спокойно бы вернулись домой, если бы вы не решили ехать за ними! – не сдавался Квентин.
– А могли вернуться на плечах мародеров, которые не пощадили бы ни их, ни вас!
– Хватит! – резко оборвала я спор.
Тигран всегда учил оставлять обиды в прошлом. Извлекать опыт из ошибок – вот, что важно. А мусолить пережитый шок равнозначно посыпанию раны солью – болезненно, бессмысленно и лишь пустая трата времени. Но не могу я винить брата в отсутствии сдержанности. Из тысячи трехсот человек выжили лишь сто пятьдесят шесть. Кто способен пережить этот удар без нервного срыва, особенно когда всех твоих близких друзей и родственников смыло одной большой кровавой волной смерти?
– Алания, Квентин, Халил, нам всем очень жаль. Падальщики – последние люди на земле, которые равнодушно пройдут мимо жертв зараженных. И любой провал, пусть он даже будет не наш или будет недоказанным, мы воспринимаем очень болезненно. Мы единственные на этой базе сталкиваемся с зараженными в ближнем бою, мы единственные, кто способен представить угрозу от них в реальном масштабе. Мы пошли в Падальщики только по одной причине – спасти последние остатки людей, спасти выживших. И если вам кажется, что для нас это была одна из многочисленных вылазок, что мы вернулись на базу и как ни в чем не бывало продолжили ждать следующую, вы заблуждаетесь!
Голос Ольги сорвался. Она сделала паузу, чтобы смочить пересохшее горло, отчего я поняла, что делиться своими переживаниями на людях Ольга не привыкла.
– Нас всех очень сильно подкосила та бойня. Наш задор, наше бесстрашие, нашу уверенность в завтрашнем дне, как ветром сдуло. И если бы это было не так, я бы здесь не стояла сейчас и не просила тебя стать нашим связным с бунтарями из других блоков.
Ольга оглядела каждого из нас в надежде, что ее искренность найдет место в наших сердцах.
– Но почему сейчас? Почему бунтари понадобились вам сейчас? – спросила я, хотя уже знала ответ.
– Потому что если слухи о возможной консервации базы – правда, то нам понадобится помощь, чтобы заставить Генерала преодолеть свой страх перед поверхностью, даже после столь кровавого провала в деревне.
– Так может консервация базы – единственный способ выжить? – я продолжала проверять решительность Падальщиков.
– В условиях безвылазного заточения население Желявы стремительно сократиться. Если от нас останется хотя бы десятая часть, это будет чудом.
– Почему ты продолжаешь верить, что мир снаружи разрешит вам выйти из нор? Последняя вылазка продемонстрировала вам волю Господа относительно человеческого рода.
Ольга смотрела на меня, не моргая. Кажется, она уже поняла, что вся наша беседа – попытка пошатнуть ее уверенность в избранной стратегии.
– Правда в том, Алания, что мы растеряны, – ответила она. – Мы больше не знаем, в каком месте Господь нам рад. Может, небеса действительно остались единственным местом, где он нас ждет. Может, нам давно пора прекратить сопротивляться, потому что каждую едва затеплившуюся надежду он жестоко обрубает. Может, все наши попытки спастись – это агонизирующие предсмертные судороги вымирающего вида. Но черт бы меня побрал, если я прекращу эти судороги! Даже если мои попытки выжить бессмысленны, даже если наш конец предрешен, я приложу все свои усилия, чтобы этими судорогами всполошить всех чертей в аду, чтобы они знали, что я так просто не сдамся воле Господа! И коли Он создал меня по своему образу и подобию, то он прекрасно осведомлен о том, что я буду бунтовать до последнего вдоха!
