Стыдно, господа ученые! Кожистые черепахи существуют уже сто миллионов лет! Некоторые особо благородные их разновидности могут проследить историю своего рода до тех времен, когда моря патрулировали плезиозавры. Это сразу ставит на место людей из семей типа Фицалана-Говарда, генеалогическое древо которых не идет дальше 1066 года.
Как спасти исчезающий вид? Я всегда считал, что самый лучший способ подстегнуть рождаемость – это пустить животных в пищу. Если Observer напишет, что для пущего блеска волос домохозяйкам из Хокстона и Хакни в восточном Лондоне нужно ежедневно съедать тарелку мяса панды, то кто-нибудь сразу сообразит, как заставить этих ленивых тварей плодиться и размножаться.
Но эта теория вряд ли сработает с кожистыми черепахами. Я ел змей, собак, маленьких французских птичек, крокодилов, но другое дело Томми-Черепашка. И даже если мясо черепах объявят очередной панацеей от рака, я не съем ни кусочка, и это мое последнее слово.
Но не волнуйтесь. Я придумал другой способ их спасти. Предлагаю наклеивать им на панцири рекламу.
Почему бы и нет? Это только в старые времена вводились ограничения на использование рекламы на телевидении, в книгах, на исторических зданиях в центре города. Теперь же она повсюду.
Каждый раз, когда я захожу в Сеть, меня спрашивают, не хочу ли я нарастить себе член (конечно, хочу, но только так, чтоб не приходилось из-за этих предложений переставлять систему, зараженную вирусами). Так почему бы не размещать рекламу на черепашьем панцире?
Они тихохонько ползут себе по пляжу, а на них смотрит чертова туча людей. Что, если кто-то из зрителей захочет купить себе, допустим, новый бинокль?
Подумайте об этом как следует. Когда вы заправляете машину, реклама на заправочном пистолете настойчиво уговаривает вас купить шоколадный батончик. В аэропорте вам навязывают услуги банка HSBC. Создается впечатление, что вы должны принять решение, куда вложить деньги, только потому что менеджер этого банка умеет правильно подавать сигналы флажками у побережья Греции.
Вы выходите из самолета, и кричащие наклейки на багажных тележках проинформируют вас об удобнейшем и наикратчайшем пути до центра города. И даже на обороте парковочной квитанции имеет место какое-нибудь объявление.
Это во времена Джорджа Диксона телефонные будки были просто телефонными будками. Уже нет. Теперь все стенки телефонных будок залеплены объявлениями албанских красавиц, попросивших у нас убежища, и постерами, восхваляющими преимущества мобильной связи.
Давно вы ездили на лондонском такси? На задней поверхности переднего сиденья красуется постер «Здесь могла бы быть ваша реклама». А на прошлой неделе мне пришло письмо, в котором предлагалось: стать спонсором голодающего ребенка. Неужели где-нибудь в далекой, нищей Африке будет бродить голодный сирота, у которого на лбу написано «смотрите Джереми Кларксона»?
Рекламщики застолбили каждый сантиметр поверхности, на которую кто-нибудь может посмотреть. Я тут на днях был в баре, в котором реклама висела прямо над писсуарами; такая же история с лифтами, кинотеатрами, вагонами метро и, наверно, автобусами.
Хотите просто прогуляться по красивым местам, чтобы отдохнуть от суеты общества потребления? Не выйдет! Скорее всего, вы и там натолкнетесь на лавку с мемориальной табличкой, рекламирующей какого-нибудь умершего человека, любившего там посидеть.
Каждая круговая развязка на дороге, каждая мусорка имеет «спонсора». Рекламодатели загораживают своими баннерами вид, не задумывась о безопасности водителей и пассажиров. Утомившись от передачи об искусстве Мелвина Брага на Radio 4, вы в своей машине переключаетесь на «Классику-FM», но вскоре спускаетесь с небес на землю, потому что вам пытаются навязать очередную садовую мебель.
Куча народу ищет место под свою рекламу, еще большая куча пытается эти места продать, и в один прекрасный день рекламировать станет просто нечего.
На прошлой неделе я был в Шеффилде и ужаснулся, увидев на месте огромного сталелитейного завода такой же огромный торговый центр, который существует только потому, что все те, кто раньше делал ложки и вилки, теперь рекламируют этот центр.
Вскоре рекламный бизнес вытеснит всех. Это будет плохо для экономики, но хорошо для черепах. Им все равно, что будет написано на панцире – Corus, Saatchi или Oven Glove. Они будут жить, пока у них на панцирях будет написано хоть что-нибудь.
Позвольте мне продать вам Стаффордшир
На прошлой неделе журнал Country Life опубликовал опрос о самых красивых и самых отстойных местах Англии. Худшим местом в стране был назван Стаффордшир.
Сначала я думал, что эти результаты, как и все остальные опросы журнала, не имеют ничего общего с реальным миром, что они подсчитали все именные бассейны в каждом графстве, разделили их количество на грядки с зеленым салатом, прибавили число охотничьих угодий, и в итоге победил Девоншир.
Но все оказалось не так. Они досконально изучили цены на недвижимость, погодные условия, эффективность работы местных властей, качество обслуживания в пабах, общественный порядок, искусство и культуру и массу всего остального. Получился список, который возглавляют Девоншир, Глостершир и Корнуолл (Корнуолл? Они что, не смотрели «Соломенных псов»?), а замыкает его славный Стаффордшир.
Надо признать, что Стаффордшир похож на занесенные песком египетские города. Все знают, что он есть. Все видели его на карте. О нем написано в книгах. Но никто не знает, где он находится.
Он расположен в таких жутких местах, что Индиана Джонс будет думать дважды, прежде чем отправится туда. А ведь Индиана мог убежать от огромного шара, в него стреляли отравленными стрелами, когда он отправился на поиски затерянного ковчега, но если бы ему нужно было добраться до старинного Стаффорда, ему пришлось бы заодно побывать в Уэльсе, Бирмингеме и Чешире. А они наводят ужас.
Я точно знаю, где находится Стаффордшир, потому что провел в нем лучшие годы жизни. В школу я пошел в полумиле от него, невинность потерял в Йокселле, первый штраф получил на шоссе А38, что проходит рядом с Бартоном-под-Нидвудом. В Эбботс-Бромли, где расположена школа для девочек, я впервые ощутил зов гормонов, узнал, каково быть вышвырнутым из паба, научился без соплей расставаться с девочками, лихачить за рулем – короче, там я научился жить.
В тамошнем пабе Coach and Horses я узнал, что можно целоваться с девушкой и одновременно играть в пул. Такому нельзя научиться в Тайвертоне, уверяю вас.
Помню, как в 1976 году возвращался с вечеринок дивными туманными утрами. Берег Блитфилдского водохранилища, машина матери какой-нибудь из подружек, а из колонок льется песня с альбома Night Moves Боба Сегера. Вот что такое Стаффордшир, и в нем было чудесно.
Кто сказал, что Стаффордшир хуже Хертфордшира? Хуже Эссекса? Хуже Ист-Эссекса и даже Саррея?! Не смешите меня. Если Кент – это сад Англии, то Саррей – его патио.
А Стаффордшир – это легкие Англии. Череда полей под Аттоксетером, увитые глицинией деревушки выглядят так по-британски, а леса в Кэннок-Чейз ранним осенним утром, когда на папоротник опускается туман, выглядят как Йосемайтский национальный парк в Калифорнии, только без медведей и обрывов, с которых все время надаешь.
