Контуженная чайка с распухшим клювом, растрепанная и полубезумная, хрипло крича, маша вразнобой крыльями, словно не летела, а плыла кроллем, рухнула сверху. Шар тонко и тревожно свистел, тощая на глазах, стремительно начал терять высоту.
- Ой-ой-ой! - закричала я не своим голосом. - Ой-ой-ой!
Я схватила мешочек с золотыми, трясущимися руками развязала его и ссыпала золото в качающийся подо мной лес. Это помогло, но не сильно. Шар чуть приподнялся, но потом снова начал терять высоту. Я схватила следующий мешочек, второй, третий... Золото сверкающим дождем сыпалось вниз, но это уже не помогало. Я терпела крушение и стремительно летела вниз с воплями «Поберегись!». Почему-то ничего умнее в голову не приходило. А этот крик предостережение я слышала у мастеров, чинивших нашу крышу не так давно.
Земля стремительно приближалась, как и мои женихи. Пролетая над небольшой полянкой, я увидела семенящего гнома, и следом за ним чинно шагающего Роланда.
- Держите меня-а-а-а! - прокричала я, стараясь привлечь внимание дракона.
Привлекла.
Подняв глаза к визжащему небу, Роланд почему-то остолбенел, словно увидел нечто очень-очень страшное, и я зажмурилась и взвыла еще громче, потому что теперь удар о землю был неминуем. И, возможно, с последующим убийством дракона, если я со своим катамараном, утяжеленным золотом, приземлюсь ему прямо на голову.
Но убиться о землю мне не дали. Катамаран мой подхватили сильные руки, я вылетела из седла и мячом запрыгала по поляне, а всю компанию накрыло быстро сдувающимся шаром.
- Вы не ушиблись?! Вы не ушиблись? - звенел у меня в ушах чей-то голос.
Заботливые руки поддерживали меня под локти, кто-то стаскивал с головы сдувшийся шар.
- Нет, - пропищала я скрипучим голосом, приходя в себя. - Точнее, не сильно.
- В вашем возрасте, мадам, - галантно произнес Эван, - надо поаккуратнее. Полеты над лесом в ненадежном транспортном средстве - ну, несолидно и так легкомысленно.
-А?! - я в ужасе уставилась в любимое лицо.
Эван.
Он держал меня под руку. Он обворожительно улыбался мне, но только вот смотрел, словно сквозь меня. Как на чужую. И говорил странные слова. Непонятные. Чужие. Странные.
- Что значит - в моем возрасте?! - выкрикнула я - и остолбенела, услышав свой голос.
Потому что это был не мой голос, а чей-то чужой, скрипучий, возмущенный. Такими голосами разговаривают старые толстые суслики в своих норах.
- О, простите, - тут же ответил Эван. - Простите мою бестактность. Разумеется, даме такие вещи говорить нельзя. Я просто хам и нахал.
И он поклонился. Ну, чисто деревянный болванчик. Как будто не узнавал меня. Как будто был мне совсем чужой.
- Что такое, - пролепетала я. - У меня волосы растрепались или лицо грязное?..
Роланд тоже хотел быть джентльменом. С вежливой улыбкой, отчего его лицо сделалось каким-то ненастоящим, каменным, он раздобыл в кармане брюк зеркальце и поднес мне.
- Святая поварешка! - вскричала я в ужасе сусличьим голосом, увидев, что смотрит на меня из зеркала.
Я превратилась в старую седую ведьму. В чудовищную, старую, беззубую ведьму, у которой изо рта торчал единственный желтый зуб, как пень из оврага. А рот точно овраг. Узкая черная щель, делящая сморщенное коричневое лицо пополам. И нос как огромный горбатый бугор с прыщом. И глаза с бельмами. Оба!
И одета я как старая цыганка! Толстая, коротконогая цыганка с обширным задом, в чудовищных шерстяных панталонах с начесом и с заплаткой на заднице!!!!
Вот почему Роланд был так шокирован...
Хитрющий Драконище Черный! Не зря он сказал, что удрать невозможно! Он наверняка наложил заклятье! И я превратилась в чудовище! Какой же сейчас жених согласится вести меня под венец?! И как я в таком виде смогу вернуться в долину. Путь мне один - снова к Драконищу, чтоб он снял заклятье!
- Что такое? - заворковал Роланд заботливо. - Не оцарапались ли вы нечаянно? Как по мне, так падение не причинило вам серьезного вреда. Руки-ноги целы, слава магии, и цвет лица неплох. то есть, - поправился он, понимая, что со своим враньем перегнул палку, - я хочу сказать что не посинело, не побледнело. удар, значит, вам не грозит.
Из-под моего сдувающегося шара вылез Акмаль, стряхивая с уха повисший золотой шнурок.
- Старая воровка, - ругнулся он. - Как сорока, все блестящее стащила?
- Почему стащила?! - искренне возмутилась я. - Ничего не стащила.
Я обвела всех женихов взглядом, и сердце мое сжалось.
- Акмаль? А Эмиль и Михаль где? - произнесла я. Зачем спросила - знала же ответ!
- Так они с Музой, - забормотал он, показывая пальцами в разных направлениях. - А вы, простите, откуда знаете про Эмиля и Михаля?..
- Да это же я! - вскричала я в отчаянии. - Ваша Евангелина! Только заколдованная!
Но заклятье, кажется, было сильнее, чем я рассчитывала. Вместо трагичных слов из моего горла вырвалось хитрое хихиканье, и мои руки - старые, с морщинистой обвисшей кожей, с обломанными ногтями, - потянулись к Акмалю. Бесцеремонным щипком одна моя старая клешня впилась Акмалю в щеку, трепля побледневшего охотника и отслаивая кожу от его черепа.
- Да это же я, - предав меня, радостно бормотал мой язык. - Твоя бабушка! Ух ты, вырос какой большой!
Я трясущимися руками отыскала Эмилеву иглу в складках платья и явила ее Акмалю в надежде, что он узнает инструмент брата, но Акмаль лишь нервно сглотнул. Игла сверкала в моей морщинистой руке, не узнать ее было невозможно! Но Акмаль, болван, все истолковал по-своему.
- Мама всегда говорила, что мы удались в отцовскую родню, - проблеял он. - Таланты, значит, тоже оттуда...
Светловолосая голова Акмаля, бледного, как мел, бултыхалась туда-сюда. Он с ужасом смотрел на старую цыганку - на меня! - радостно скалящуюся ему единственным зубом, на разбитое летательное средство, на рассыпавшиеся по траве монеты. Принять тот факт, что цыганка-воровка - его бабушка, Акмалю было не так-то просто.
- А-а-а-а! - в ужасе и раздражении кричала я. А мой подлый язык молол всякую чушь.
- Я вас в ванне купала, - ворковало заклятье. - Всех троих. В розовые попки целовала!
Святые жабьи лапки! Да если я это буду говорить вместо того, что на самом деле хочу сказать, мне бы лучше помолчать, наверное?!
Акмаль сделался насыщенного бордового цвета. Женихи зафыркали, пряча улыбки.
- Что-то я не слышал о вас, мадам, - подозрительно рассматривая меня, ответил Акмаль. -Бабушка - дело хорошее, но я припоминаю совсем другую даму в этой роли.
- Не слушайте меня! - хотела выкрикнуть я. Но коварное проклятье продолжало гнуть свою линию.
- Дак бабушки-то две, пустая твоя голова! А я со стороны отца! - безошибочно определив, какую бабушку могли видеть близнецы, выдало оно.
