Я протяжно выдохнула.
— Спасибо!
И в этот момент Гуля тоже шагнула назад. Мгновение — и ее тело скользнуло во тьму. Зачем?!.
Горан подошел к джипу и открыл дверь с моей стороны.
— Не плачь. Она сделала выбор.
Я коснулась своих щек. Да, он прав, по лицу текут слезы. Только сейчас заметила.
— Что теперь будет? — тихо спросила я, не глядя на него.
Молчит. Не хочет говорить или еще не решил? Какая, впрочем, разница?
— Вы убьете нас, так?
— Нет. Саяна, я… — Горан помолчал. — Я должен отдать твоего брата, чтобы мне вернули сестру, которую он пытался убить.
— Отдай меня вместе с ним.
— Нет.
— Он мой брат! Я хочу быть с ним, что бы там ни было!
— Ты не понимаешь.
— О. в этом ты прав! Я ни черта не понимаю! Сегодняшний день — это не моя жизнь! Я прилетела к Глебу, потому что выдохлась. Он — все, что у меня есть! Больше никого на всем белом свете! Так что это ты не понимаешь!
— Если кто-то и может тебя понять, то это как раз я.
— Тогда не отдавай его, пожалуйста! — мне удалось поднять на него глаза. Из-за слез все двоилось и прыгало. — Умоляю тебя. Горан!
— Я должен. Ради сестры. Ты сделала бы то же самое ради брата.
Так и есть. Сделала бы.
Мы молчали. Противное ощущение, когда воздух словно сгущается, время пробегает мимо, секунды утекают сквозь пальцы, а до того момента, когда все изменится безвозвратно, остается совсем ничего.
— Твои руки нужно перебинтовать. — Тихо сказал Горан.
Время истекло.
— Можно с ним попрощаться? — я изо всех сил старалась остаться спокойной, но легкие словно распирало изнутри. — Пожалуйста. — Из груди вырвался всхлип, и пришлось затаить дыхание, чтобы не впасть в истерику.
— Да.
— Спасибо. — Я проглотила горький комок, вышла из машины и сразу упала. Он попытался поднять меня. — Не надо. — Дрожащие ноги едва держали тело, которое трясло из-за нервного перенапряжения. — Дойду сама.
Глеб поднял голову, когда я подошла. Выражение этих глаз мне не забыть никогда. Сжать бы его в объятиях и никому не отдавать! Крепко-накрепко зажмуриться и усилием воли переместиться в детство, в наш маленький деревянный дом, сесть у печки, накрыться одной дедовой фуфайкой на двоих и смотреть на огонь. Наш крошечный мир, безопасный, уютный, только наш!
Я упала перед Глебом на колени и осторожно обняла. Он пах кровью. Волосы были покрыты засохшей коркой. Брат уткнулся лбом в мое плечо.
— Сайчонок, прости меня.
— Все хорошо, родной.
— Я погубил нас обоих. Умоляю, прости меня!
— Я прощаю, прощаю, прощаю. Все хорошо.
— Из-за меня умерла Гуля.
— Не из-за тебя.
— Из-за меня! Это только моя вина, моя гордыня!
— Нет, успокойся, это не так.
— Она носила мое дитя, Сайчонок. Я убил их обоих.
Неимоверным усилием воли мне удалось сдержать стон.
— Глеб, ты веришь в Бога. Значит, на то была его воля. Так?
— Его воля… — Повторил брат. Потом поднял голову и горячо зашептал, — Саяна, беги от него, как только сможешь, беги! Слышишь меня? Слышишь?
— он схватил меня за плечи и начал трясти, повторяя одно и то же. — Беги! Драган — исчадие ада! Слышишь? Беги!
Еще одна машина подъехала к нам, и мое сердце оборвалось.
— Глеб, они уже идут. Я люблю тебя, родной! Вот возьми, — не знаю даже, зачем, я сунула в его карман стеклянный голубой глаз, который дал Музафер. Нет, знаю. Пусть с ним будет хотя бы моя частичка, когда… — Я едва успела поцеловать брата в щеку, как чьи-то руки бесцеремонно оторвали его от меня и поволокли к подъехавшей машине. — Глеб! Отпустите его! — я вскочила на ноги и начала отбиваться. — Не трогайте! — все закружилось.
Последнее, что удалось запомнить — ощущение, что меня бережно подхватывают сильные руки.
— Будьте вы прокляты! — прошептала я.
И, прежде чем провалиться в темноту, услышала ответ:
— Уже.
Часть 2 Ущипните меня! Глава 1 Добро пожаловать в тюрьму!
Горан
— Не смей! — я оторвал санклита от девушки, как только понял, что сжав запястье Саяны, мужчина пытается убить ее, вытягивая силу. Она упала на мои руки, и я впервые в жизни растерялся, не зная, что делать.
— Да ладно, забирай, — он осклабился, — самому хочется убить? Думаешь, не понимаю, Драган?
— Пошел вон! — мерзавец ушел, жадно глянув на Соболеву, мы остались вдвоем.
Ее запрокинутая голова напугала меня, а ведь страх и Драганы несовместимы, как любил повторять отец. Некстати вспомнились байки о Каре Господа — говорят, чувства к ней накрывают санклита мгновенно и неотвратимо. Только этого не хватало! Не приведи, Всевышний! Кара Господа, да еще из семьи заклятых врагов-Охотников, Соболевых? Только не это!
Я нервно сглотнул, прижав ее к себе, и пошел к машине, игнорируя боль в груди — эта проклятая Охотница, Гуля, воткнула в мою грудь кинжал с вплавленной в клинок костью бессмертного — тот самый, которым можно убить санклита. В сердце он не попал, следовательно, рана должна быстро заживать. Но боль только усиливалась, заставляя подозревать, что в довершение всех бед у меня появилась новая проблема — кость с кинжала откололась и застряла в грудине, блокируя регенерацию. Но сейчас важнее Соболева.
Когда опустил переднее пассажирское сидение и начал укладывать девушку на него, ее глаза приоткрылись. Взгляд скользнул по мне, и она снова потеряла сознание. Я вгляделся в лицо Саяны и выругался — слабеет, причем очень быстро. Этот гад все-таки успел причинить вред, начал вытягивать ее жизненную силу. От такой атаки санклита она может впасть в кому и умереть! Моя кровь помогла бы, но нам не зря запрещено давать ее смертным.
Я сел на водительское сидение и зашелся в кашле. Боль была ужасной. Во рту появился железный привкус. Это плохо, очень плохо. Ведь в больницу мне ехать нельзя, а никого из тех, кому мог бы довериться, в Стамбуле не знаю. Разберусь как-нибудь, не привыкать.
— Держись, — прошептал я, глянув на Саяну, которая вновь открыла глаза. Джип сорвался с места и в рекордное время доставил нас домой. Пока мы были в пути, прислуга по моему звонку подготовила комнату и все необходимое.
Я внес девушку в дом, не обращая внимания на хрипы и хлюпанье в своей груди. Врач нас уже ждал. Он занялся Соболевой, уложенной мной на кровать, и мне позволено было перевести дух. Но услышав неутешительные новости, я вновь подскочил. Сделав все, что мог, врач ушел. Вернее, уселся ждать в соседней комнате, потому что когда он заикнулся, что ему пора, я так рявкнул, что эскулап вжался в стену.
