– Тогда вам стоит принять ванну и не пользоваться больше подозрительными веществами, – прохладно сказала я. – Я замужем.
– Это лишь отложенный брак, как я понял, – возразил Патрис. – Если вы захотите, то через год будете свободны.
– Даже если я и захочу стать свободной, – ещё холоднее сказала я, – флакон одеколона меня точно не убедит.
Я встала, и Патрис тут же встал вслед за мной.
– Я понял и ещё раз приношу свои извинения, – прямо сказал он. – Мне самому это совершенно не нравится, и я постараюсь узнать, кто подложил мне эту… вещь.
– Тот, кто захотел свести нас двоих, очевидно, – вздохнула я. – Возможно, чтобы я рассталась с мужем по своей воле, а мой муж женился на Майе Хмаль. Кто их разберёт, этих прокля… гм, замечательных торговых представителей.
Патрис внимательно посмотрел на меня.
– Вы ведь никому не доверяете, верно? – негромко спросил он.
– Верно.
– И ваш отложенный и ещё не подтверждённый брак… он важен для вас. Но это не ваша истинная любовь, ведь правда?
– Не ваше дело, – отрезала я.
Патрис прищурился.
– Значит, тоже верно, – кивнул он. – Тогда предлагаю вам перемирие: я не пользуюсь одеколоном и учу вас игре на фортепиано, вы ругаетесь на меня сколько хотите, но не подозреваете во всех смертных грехах. Идёт?
Я задумалась. Впрочем, почему бы и нет? Если кто-то хочет, чтобы мы проводили время вместе, почему бы не усыпить его подозрения и сделать так, как он желает? Разве не это советовал мне мой супруг?
– Идёт.
Внутри меня всё же шевельнулась тень сомнения, услужливо предлагая самые худшие варианты. Вдруг Патрис окажется засланным авантюристом, а потом влюбится в меня по-настоящему, вскружит мне голову, мы зажжём звезду в этом особняке, а потом я тайком вызову мужа, мы запрёмся в подвале и…
Так. Кажется, этот одеколон на меня совершенно неправильно действует. Опасная штука. Нужно быть настороже.
Я торопливо кивнула Патрису и взбежала вверх по лестнице. На последней ступеньке я повернула голову и взглянула в сторону отцовского кабинета.
Сердце забилось быстрее. Коридор был пуст.
Я подошла к двери в кабинет. Когда-то я бывала здесь по несколько раз за день, потому что отец почти никогда не запирался. Здесь было место моих детских игр, здесь я когда-то нашла самый настоящий тайный ход, ведущий в подвал, здесь…
Здесь был мой дом. Но больше нет.
Я решительно положила руку на ручку массивной двери и нажала. И закусила губу, когда дверь не поддалась ни на волосок. Две фигурные замочные скважины, обрамлённые стальными листьями, упрямо охраняли вход. А ключа у меня не было.
Что ж, пусть так. Этим путём внутрь не попасть.
Я задумчиво посмотрела на лестницу, ведущую на первый этаж. Но был и ещё один путь. Отец не рассказывал тёте всех секретов особняка, я была уверена. А это значило, что проход в кабинет из подвала мог всё ещё быть открыт.
Но готова ли я была им воспользоваться? Что греха таить, мне было страшно. Если меня застанут на месте преступления, могут обвинить и в шпионаже.
«Не рискуйте, Лиза. Пожалуйста, не рискуйте».
Но тут на лестнице послышались шаги, и я упорхнула в свою комнату.
Глава 20
Вечером мы ужинали впятером: мама, тётя, двое музыкантов и я.
Семейный ужин, как я и подозревала, оказался тягостным ритуалом. Повезло в одном: господин Хмаль ужинал не с нами. Нашей семье выделили малую столовую, и я с иронией подумала, что это напоминает мне ситуацию с теми домами в Аккаре, владельцев которых запихивали в угол, а дом доставался чиновникам.
Тётя Фрина оживлённо улыбалась и болтала, но я едва её слушала. Я внимательно следила за своей матерью, беседующей с Этьеном. Он оказался таким, каким я его помнила: сутулым и бесцветным молодым человеком, который был куда моложе матери. Но когда он смотрел на неё, лицо его расцветало, мать улыбалась ему в ответ и я понимала, что эти двое нашли друг друга, а мать не жалела ни дня, сбежав от отца.
И после этого у неё ещё хватило наглости украсть меня из моего дома, с моего супружеского ложа! Пусть даже брак был и без истинной любви, а ложе не вполне супружеское, чёрт с ним, но какое она имела право?!
Кстати, а вот сейчас и спрошу.
– Мама, – произнесла я, – а какие у тебя, собственно, планы? Ведь получается, что я проживу здесь несколько месяцев, потом хлопну дверью, вернусь к мужу и навсегда закрою перед тобой двери своего дома. Какая тебе от этого выгода?
Все повернулись ко мне.
– Мне бы хотелось, чтобы ты попробовала пожить с семьёй по-настоящему, – произнесла мать мягко.
– Как?! Вы фактически взяли меня в плен!
Мать и Этьен переглянулись.
– Лиза, ваша мать жила в этом доме, была его хозяйкой, пусть… не вполне официально, – негромко произнёс Этьен. – Господин Хмаль предложил нам некоторое время жить и давать концерты здесь.
– То есть он предложил вам деньги? – в упор спросила я.
– Да. Мы успели осесть в небольшом домике, но музыкантам в последнее время приходится нелегко: аккарцы небогаты и становятся лишь беднее. Предложение господина Хмаля пришлось весьма кстати. Тем более что последнее время жизнь в Аккаре для нас оказалась… не очень-то уютной.
Он прямо и спокойно смотрел на меня. Воцарилась тишина.
Этьен не сказал ничего напрямую, но было ясно, что неуютную жизнь им создали не просто так. Возможно, были и угрозы, а Хмаль пообещал им нешуточное вознаграждение. К тому же… возможность жить в столице Файерна, давать концерты, жить достаточно роскошной жизнью? Думаю, они не очень-то долго колебались. Даже когда узнали, что им придётся подло поступить со мной.
– А когда уедет тётя? – невинно поинтересовалась я. – Вряд ли её присутствие будет способствовать… ммм… приятной атмосфере. Или она здесь, чтобы я не вскарабкалась на ближайшую яблоню и не перелезла через стену?
– Лиззи! – прошипела тётя. – Постыдилась бы перед гостями!
– Вот ещё, – я дёрнула плечом. – Ты же не стыдилась, когда наврала отцу, что лорд Таннис надругался над тобой. Забыла, что он погиб из-за тебя? Что, если бы не ты, он был бы жив и здо…
Я осеклась. Моя мать смотрела на Фрину, и лицо её было белым как мел.
– Убирайся, – негромко сказала она. – Убирайся из этого дома. К себе, в Аккару – куда угодно.
Тётя Фрина ахнула:
– Анна, и ты ей веришь! Девчонка наплетёт что угодно, лишь бы нас рассорить!
– Я слышала достаточно о той дуэли, чтобы ей поверить, – сквозь зубы произнесла мать. Этьен встревоженно глядел на неё.