Огня в ней поубавилось. Боялась. Вспышки гнева Сокол старательно прятал. Женщины не знали, каким он становился, когда выходил из себя. Можно сказать, что вторая ошибка с репутацией. Знала бы Малия, не полезла. Или ей заплатили?
Убийца сбросил покрывало на пол, осматривая простынь. Кровавое пятно нашлось без труда.
— Где порез? — сухо спросил он. — Под коленом? За ухом? Ты вчера так на мне скакала, будто уже не одного жеребца объездила.
У бывшей девственницы румянец должен был вспыхнуть на щеках, взгляд уйти в пол, голос задрожать. Но Малия всего лишь выше подняла подбородок.
— Можешь осмотреть меня, если хочешь. Порезов нет. И кровь моя. Невинной тебе досталась, как положено невесте.
На второй порыв придушить её Сокол уже не обратил внимания. Продолжил, аккуратно и медленно складывая буквы в слова:
— Я отнесу простынь клановому магу, он скажет, когда пролилась кровь и чья она. Скажет на совете старейшин. Перед всем кланом. И если ты солгала, то позор — лучшее, что тебя ждёт. Я не прощаю подстав. Заберу тебя с совета и отдам своим воинам. Они пустят тебя по кругу, как продажную девку. Будут долбить во все дыры, пока сознание от боли не потеряешь. Нравится перспектива?
Конечно, нет. Малия побледнела и скручивала в кулаках простынь. Но боевой характер толкал защищаться, а не просить пощады.
— Ты не посмеешь! Мужчины так не поступают! Тебя никто не поймёт! Да я же пришла, потому что ты сам позвал. Сам! Зажал меня в коридоре и на ухо шептал, что сильно понравился лимонад на полигоне. Хочешь ещё. Я и спросила — может, чего посущественнее? Да. Ты сказал “да”! Я и постучала в дверь…
— Когда? — перебил Сокол поток её слов. — Когда я к тебе подходил?
— Вечером! — крикнула Малия. Её трясло. — Рабочий день кончился, я кухню закрыла и в общежитие наше пошла. Неужели не помнишь?
Нет, он не помнил, потому что этого не было. Кто-то внушил посудомойке ложь и ему наслал видение.
— Пирожки с мясной начинкой или запечённая баранина? — уточнил Сокол.
— И вино. Красное фитоллийское.
Он жестом попросил её помолчать. Картина появлялась на холсте. Ещё широкими мазками, но её уже можно было разглядеть.
“Кому выгодно, — звучал в голове голос старого разведчика, преподававшего в академии основы сыска. — Всегда ищи, кому выгодно”.
Пруст набросился на него, защищая Ведану. Кричал, что она невиновна, что Сокол подставил её. Отомстить решил? Но позволял ли дар вот так путать сознание?
“Может, и позволял, — подсказывал здравый смысл. — Где один морок, там и другой”. Вместо кошмарных видений внушил приятные. Сначала Малии, а потом ему. Отомстил за любимую ведьму. Подставил Сокола под расторжение помолвки. Знал, как легко и быстро репутация бабника сыграет против него. Понимал, что Амелия не поверит потом ни в одно объяснение.
— Бездна, — простонал убийца и сжал пальцами переносицу.
Несколько мгновений сидел в тишине, а потом Малия заговорила:
— Я догадалась, что ты тогда был сам не свой. Странно только, что не пьяный. Ну, может, устал сильно. Такая служба, полная опасностей и тревог. В комнату меня впустил, а сам всё про студента рассказывал, главу клана вспоминал. Операция у вас сегодня какая-то.
“Ведари же ещё!” — вспыхнуло в сознании.
Вернее, Франко, цепной пёс Плиния. Он тоже умеет копаться в мозгах. Но стереть память — не наслать морок. Да и зачем ему? Отомстить за артефакты? За украденную деревяшку? Нет, бред какой-то. Снова всё очень быстро. Пруст развернул проверку, Кеннет приказал выкрасть узёл из рубашки и камзола с иномирной “начинкой”. Сколько времени прошло? Час? И вот уже такая продуманная подстава.
— Сиди здесь, — распорядился Сокол. — Даже не пытайся сбежать, я охрану под дверь поставлю.
— Куда мне? — бормотала Малия, пока он одевался. — Я теперь с тобой. Я всё буду делать, что скажешь.
Он вышел в коридор и достал зеркало, чтобы поговорить с Нестом.
Призрачная ведьма так и не появилась. А ведь она единственная, кто мог сказать, что же произошло вчера вечером.
33 (2)
***
Я уже видела комнату Марко через окно для подглядывания, но побывать внутри — не то же самое. Идеальный порядок на столе, ни пылинки на полках и даже кровать заправлена в лучших традициях курсантов академии клана, будто магию использовал, чтобы одеяло расправить ровнее.
— Чай вам сделаю, — пообещал бессалийский студент, доставая из походного сундука сложенный в несколько раз плед. На дне ровными слоями лежали книги. — Я читал правила трактира, запрещающие творить заклинания огня в комнатах, но думаю, сейчас особый случай. Ароматные травы есть, ягоды тоже. Такой напиток получится — м-м-м. Душа развернётся и затрепещет крыльями.
В комнате и так вкусно пахло земляникой. Чувства Марко ничуть не изменились. На окраине моего сознания мелькнула мысль, что неприлично незамужней лине находиться с ним в одной комнате, но тут же пропала. Я в своих владениях. Здесь я решаю, что прилично, а что нет. Однако червячок сомнений всё-таки точил. Пока студент устанавливал горелку под стеклянной колбой я вдруг вспомнила:
— Вы не спросили у главы охраны про артефакты.
— Да, — нахмурился он, аккуратно высекая пальцами крошечную искру на фитиле горелки. — Спрятался в коридоре, как только понял, что произошло. Счёл свои претензии неуместными. Что ж, придётся писать наставнику в академию письмо, сотканное из сплошных отговорок. Ненавижу ложь, очень страдаю, когда сам вынужден к ней прибегать.
Его слова подтверждались эмоциями. К землянике добавились перезрелая слива и гранат, а из колбы потянуло ароматом трав. Я ненадолго заглушила дар, чтобы его почувствовать. В плед с благодарностью завернулась и села на кровать.
— Я поговорю с лином Соколом по поводу артефактов. Но позже. Сейчас… Не могу его видеть.
— Понимаю, — кивнул студент, наблюдая, как вода окрашивается в янтарный оттенок, — И уже в десятый раз обещаю себе, что никогда так не поступлю со своей невестой. Не причиню ей столько боли. Разве тому, кто по-настоящему любит, нужны другие женщины? Нет.
Снова мята. Тонкий аромат чистой, ничем не замутнённой влюблённости. Я втянула воздух, стараясь перебить запах чёрного перца и жжённого сахара. Земляника и мята намного приятнее. Намного.
— Дело не только в измене, — неожиданно призналась я. — Я чувствую себя отвратительно, потому что поверила ему. Все говорили, что он бабник. Отец отказывал в благословении и слушать о Соколе ничего не желал. А я поверила. Как дура.
