— …да проснись же! — пробился сквозь шепот ветвей базарный ор Бален. — Рано помирать! Просыпайся, багдыть твою… — От последующих ее слов Шу, прожившая среди солдат большую часть жизни, поморщилась. Увидев, что она пришла в себя, Баль оборвала тираду и продолжила нормальным тоном. — Давай быстро рассказывай, что случилось. И не вздумай тут…
— Он ушел, — не дослушав, отозвалась Шу.
— Ушел?.. — Баль глянула на дождь за окном, затем на полоску звездного серебра, брошенную на пол. — Ты отпустила?
— Ушел. Сам. — Шу пожала плечами. — Ласточки не поют в неволе.
— А… давно пора! — Баль усмехнулась. — И нечего страдать. Любит — вернется, не любит — пошел к зургам. Да, о зургах. Тебе сестра передала.
Перед глазами Шу очутилась надушенная вербеной записка со сломанной печатью. И буквы кто-то размазал… Откуда-то с потолка упала крупная капля, посадив на дорогой бумаге с монограммой мокрое пятно. За ней — вторая.
— Снова сырость, — проворчала Бален и отобрала записку. — Ладно, слушай. Наше высочество, тут ворох политесов, изволит… Высочество много чего изволит, жаль не провалиться в Ургаш, э… посвященный культуре дружественных ире музыкальный вечер и что-то там такое… Если по человечески, твоя сестра изволит хотеть наложить лапу на твоего менестреля. Бастерхази он понравился. — Фыркнув, Бален бросила записку на столик. — Я отвечу, чтоб засунула себе свое хотение?..
— Как знаешь.
Шу пожала плечами. То есть хотела пожать, но получилось что-то не так: она снова закашлялась, в глазах защипало, словно туда насыпали соли.
— Ну и правильно. Туда ему, висельнику, и дорога. Отличный будет коврик у Бастерхази. Да, а ты свою шкатулку проверяла? — Баль перевернула шкатулку с повседневными украшениями, сверкающая горка рассыпалась по столу, что-то свалилось на пол. — Ну вот. Кольца с бриллиантами нет, подвесок нет, серег… — тоном казначея, у которого малолетний принц требует денег на фейерверки и живого слона, выговаривала она, перебирая украшения. — Точно, и серег с сапфирами нет! Скажи Бастерхази, пусть вытрясет…
От слов Баль стало совсем холодно. Сапфиры, бриллианты — острые камни падали, царапая что-то внутри. Неправильно, нет. Нельзя так.
— …вытрясет из воришки… — продолжала Бален.
— Не смей! — тяжелый ком, застрявший в горле, прорвался болью и гневом. — Он не вор! Никогда, слышишь, никогда не говори о нем так!
Подруга замолчала на полуслове, скептически подняла бровь.
— Он тебе надоел? И правильно. Эта падаль с виселицы не стоит и слова. А Бастерхази пусть все равно вернет сережки! Они шестьдесят золотых стоят.
— Я сказала, не смей! — крикнула Шу, вскочив на ноги. Разноцветные смерчи поднялись вместе с ней, зарычали… — Тигренок не падаль!
Дождь ударил в стекло, башня содрогнулась от близкого грозового разряда. Бален покачнулась, но устояла. А Шу, наконец, разглядела тени под глазами подруги.
— Падаль, — не сдавалась Бален. — Сама же знаешь, что с ним будет, едва Бастерхази до него доберется.
— Не доберется, — отрезала Шу. — Какого ширхаба? Я его отпустила — пусть катится, куда хочет. Но Бастерхази его не получит.
Подруга молча пожала плечами.
— Обойдется. Я не позволю!
— А стоит ли, Шу? — совсем иным голосом спросила Баль. — Ты не сможешь прятать его вечно. И не захочешь.
Шуалейда фыркнула и выставила подбородок. Думать о том, что будет завтра, она не желала — но сегодня проклятый темный шер Тигренка не получит. Ей же ничего не стоит потянуть время хотя бы до завтра. А там, если не совсем тупой троллий дысс, сам найдет способ исчезнуть.
Время тянулось тяжело и медленно. Сначала Шу с Баль «делали из пугала принцессу» — румяна, гирлянда блестящей ерунды, завитые локоны и царственно задранный нос. Потом они чинно завтракали с королем и обсуждали первую для них Большую Охоту. За завтраком последовал визит портных и примерка костюмов для маскарада, посвященного все тому же Согласию Народов Тверди, что и Охота. Улыбаться и шутить с братом, выбирая для Тигренка старинный пиратский наряд, было больно и холодно. Но надо. Внимание Бастерхази то и дело скользило по ней, щекоча и оставляя на языке привкус гари.
Комедия удалась. Никто, даже Кай, не заподозрил обмана. Хотя брат не особенно обращал на нее внимание, занятый мыслями о Таис. Если б Шу могла, посочувствовала ему, а может, надавала по ушам, как дурному щенку: чем ревновать к проходимцу Торрелавьехе и страдать, послал бы невесте букет, спел бы серенаду под балконом. Не родилась еще такая девушка, которая устоит перед серенадой в исполнении короля.
С серенады мысли Шу снова перескочили на Тигренка. Представилось, как они вместе пробираются в сад Альгредо — словно дети, играющие в лесных духов, как Тигренок ласково касается струн Черной шеры…
— Ваше высочество изволит взять эту шляпу? — вырвал ее из грез удивленный голос мадам Антуанетты.
Шу глянула на комок фетра в своих руках, подняла глаза на Бален. Подруга уже нарядилась сашмирской одалиской и строила глазки усатому купчине в безразмерном тюрбане и цветастых шальварах — купчиной был Энрике. Зависть кольнула под ребра и засела там занозой: почему у нее нет любимого супруга, который понимает с полуслова, носит на руках и смотрит так… злые боги! Вот если бы Тигренок…
— Беру. — Шу швырнула шляпу на груду разноцветных тряпок. — К этой павлинье перо, к той — страусовое. И на рубаху добавьте кружев, что за пираты без кружев?
Мадам, громко подумав об «этих сумасшедших шерах, плюс семнадцать золотых», выдернула из рук помощника ослепительно лазурный камзол с разрезными рукавами, буфами и накладными плечами.
— К павлиньему перу, ваше высочество. — Она поклонилась, подавая камзол Шу. — Извольте примерить.
— О да, — отозвался Кай, обряженный в оранжевый колпак с меховой оторочкой, накладную бороду и расшитый жилет из змеиной кожи: парадный наряд гномьих старейшин, которые много веков назад подписывали союзный договор Дремстора с Суардисами. — В этом ты будешь неотразима. Ни одно зеркало не возьмется!
Шу старательно рассмеялась его натужной шутке. Она бы с удовольствием послала маскарад к ширхабу лысому и осталась дома, с книгами. Или отправилась бы куда-нибудь в Зуржьи пустоши, только бы не надо было снова улыбаться, интриговать и надеяться, что сейчас из-за маски блеснут синие глаза, а всего единожды слышанный баритон спросит: «Ты ждала меня, Шуалейда?»
— Зато ты с этой бородой — страшный ужас гор, — наморщила нос она. — От тебя все девушки разбегутся.
— Не разбегутся, — хмыкнул брат, но бороду сорвал. — А что наденет Таис? Поведай мне, о великий прорицатель! — затянул он дурашливо.
— Не надо быть менталистом, чтобы знать: шера Альгредо заказала костюм королевы фей, — вместо Шу отозвался Зако. — А вашему величеству отлично подойдет плащ Золотого Барда. Если, конечно, Шу не успеет первая.
