– Я просто никак не могу свыкнуться с мыслью, что здесь оказались вы, – сказала Николь.
– Но я был тут всегда. Просто вам об этом не было известно. Ничего не изменилось, кроме того, что сейчас вы это наконец обнаружили, а это, в общем-то, пустяк, Кейт… Слушайте, вы хотите остаться в живых? Вы намерены прислушиваться к нашим инструкциям? Или вас больше устраивает, чтобы Уайлдер Пэмброук и Карпы прикончили вас? – Тон его голоса был совершенно безжалостным.
– Разумеется, я согласна сотрудничать с вами, – сказала Николь.
– Вот и прекрасно. – Гольц кивнул и обвел взглядом коллег по Совету. – Первое распоряжение, которое вы отдадите… разумеется, через Руди Кальбфляйша… – это указ о национализации предприятий картеля «Карп унд Зоннен Верке» на всей территории СШЕА. Все активы Карпа должны стать собственностью правительства. Дайте указания военным на сей счет: их задача – захватить различные филиалы Карпа. Это должны сделать вооруженные подразделения, возможно, даже с применением самоходной бронетехники. Срок – немедленно, лучше еще до наступления темноты.
– Хорошо, – сказала Николь.
– Нескольких армейских генералов, минимум троих или четверых, следует послать в центральный офис Карпа в Берлине. Они должны арестовать семью Карп. Прикажите им отвезти Карпов на ближайшую военную базу, отдайте под трибунал и немедленно казните – также до наступления ночи. Теперь о Пэмброуке. Я полагаю, лучше всего подослать к нему убийц из числа «Сыновей Иова». Военные пусть остаются в стороне. – Тон Гольца внезапно изменился. – Почему у вас такое выражение лица, Кейт?
– У меня разболелась голова, – сказала Николь. – И не зовите меня Кейт. Пока я у власти, вам следует называть меня Николь.
– Все, о чем я говорю, не нравится вам, верно?
– Да, – призналась Николь. – Я не хочу никого убивать, даже Пэмброука и Карпов. С меня достаточно рейхсмаршала, более чем достаточно. Я не убила даже двоих музыкантов, которые притащили в Белый дом папулу, чтобы она укусила меня. Я позволила им эмигрировать на Марс.
– Такими путями проблем не решишь.
– Вы правы, – согласилась Николь.
За спиной у нее открылась дверь. Николь обернулась, ожидая увидеть Джанет Раймер.
В дверях с пистолетом в руке стоял Уайлдер Пэмброук, а за ним целая группа энпэшников.
– Вы арестованы, – сказал Пэмброук. – Все здесь присутствующие.
Вскочив на ноги, Гольц сунул руку под пиджак.
Пэмброук убил его первым же и единственным выстрелом. Гольца отбросило назад. Кресло с грохотом перевернулось, и тело Гольца оказалось под дубовым столом, где и осталось лежать.
Больше никто даже не шевельнулся.
Пэмброук повернулся к Николь:
– Поднимайтесь наверх, вы должны выступить по телевидению. Прямо сейчас. – Он красноречиво махнул в ее сторону дулом пистолета. – И поторопитесь! Телепередача начнется через десять минут. – Он вытащил из кармана сложенный лист бумаги. – Тут то, что вы должны сказать. – Лицо его исказилось, будто у него начался нервный тик. – Это заявление о вашем уходе в отставку. Вы также признаете, что обе обнародованные сегодня новости являются правдой. И та, что касается Дер Альте, и та, что касается вас самой.
– Кому я должна передать свои полномочия? – спросила Николь.
Голос ее прозвучал очень тихо даже в собственных ушах, однако по крайней мере она не скулила. И была очень этим довольна.
– Чрезвычайному полицейскому комитету, – сказал Пэмброук. – Он организует подготовку к предстоящим всеобщим выборам, после чего, разумеется, будет распущен.
Ошеломленные и остававшиеся совершенно неподвижными члены Совета последовали было за Николь.
– Нет, – остановил их Пэмброук. – Вы все остаетесь здесь. – Лицо его побелело. – С нарядом полиции.
– Вы знаете, что он собирается сделать? – спросил у Николь один из членов Совета. – Убить нас.
Слова мужчины были едва слышны.
– Она бессильна помешать этому, – заявил Пэмброук и вновь махнул пистолетом в сторону Николь.
– Мы изучали такой вариант с помощью аппарата фон Лессингера, – сказала, обращаясь к Николь, одна из женщин. – Но мы не могли поверить, что такое может случиться на самом деле. Бертольд даже не стал рассматривать такую возможность как слишком уж маловероятную. Мы думали, что подобные методы в реальной политике давно не применяются.
Пэмброук завел Николь в кабину лифта. Они стали подниматься на первый этаж Белого дома.
– Не убивайте их, – сказала Николь. – Пожалуйста.
Пэмброук глянул на часы:
– К настоящему времени они уже мертвы.
Кабина остановилась. Дверцы ее открылись.
– Проходите в свой кабинет, – сказал Пэмброук. – Будете выступать непосредственно оттуда. Совет не принял всерьез возможность того, что мне удастся опередить и уничтожить их. Интересно, не правда ли? Они были так убеждены в неограниченности своей власти, что решили, будто я, как овечка, пойду навстречу собственной гибели. Я вообще сомневаюсь в том, что они просмотрели предварительно эти последние несколько минут. Они, должно быть, понимали, что у меня есть шанс, но не изучили мои возможности и не выяснили, как я могу их реализовать.
– Я не верю, что они были такими дураками, – сказала Николь. – Несмотря на ваши слова и то, что они говорили сами. Имея в своем распоряжении аппарат фон Лессингера…
Ей казалось просто невероятным, что Бертольд Гольц и остальные члены Совета так легко позволили себя убить. Они должны были находиться вне пределов досягаемости Пэмброука.
– Они были очень напуганы, – сказал Пэмброук. – А напуганные люди теряют способность думать.
Они подошли к кабинету Николь. На полу перед дверью лежало неподвижное тело. Это была Джанет Раймер.
– Ситуация, в которой мы оказались, принудила нас сделать это, – сказал Пэмброук. – Впрочем, нет… мы хотели это сделать. Давайте, в конце концов, будем честными друг с другом. Позаботиться о мисс Раймер было для меня актом, совершенным по собственному желанию, а не в силу вынужденных обстоятельств.
Он переступил через тело Джанет и открыл дверь в кабинет Николь.
В кабинете одиноко стоял Ричард Конгросян.
– Со мной случилось нечто ужасное! – возопил Конгросян, увидев их. – Я больше не могу контролировать себя и окружающую меня среду. Вы понимаете, каково мне сейчас? Это жуткое состояние!
Он шагнул к ним, было заметно, что он дрожит всем телом. Глаза его были готовы выскочить из орбит от страха, а руки, шея и лоб покрылись обильным потом.
– Вы в состоянии это понять?
– Подождите, – явно нервничая, сказал Пэмброук.
Николь снова заметила тик, перекосивший его лицо.
– Прежде всего мне нужно, – сказал Пэмброук, повернувшись к ней, – чтобы вы ознакомились с текстом, что я вам дал. Начинайте прямо сейчас. – Он снова посмотрел на часы. – Телевизионщикам следовало бы уже быть здесь.
