– К чему этот информационный дискурс? – ухмыляюсь в ответ, задиристо приподнимая вверх брови. – Нагнал бы хоть публики для прилюдного линчевания или же твоё самолюбие потешит и казнь вне свидетелей?
Резкий хук справа прерывает непродолжительную словесную баталию. Успеваю лишь выдохнуть со смешком схватившись за челюсть. Никак не ожидая удара с левой руки. Получая повторный, в область печени, складываемый пополам. Не выдаваемый глазами Бажена даже за доли секунд до удара.
– Сохраняй хладнокровие АС. Это единственное, что помогает выжить рядом с тем, кто чувствует твой страх. Запомни на будущее, авось пронесёт и ещё пригодится.
(Кристина)
Буквально три сотни метров. Тропинка, разделяющая каменный забор с асфальтированной дорогой. Отрезок, исчезающий под ногами за считанные секунды. При том, что я далеко не бегу. Двигаюсь быстрым шагом. Стараясь не привлекать внимания. При этом, не наблюдая прохожих. И всё же… Не отпускает ощущение, будто мне в спину кто-то дышит.
Неброский серебряный автомобиль останавливается рядом буквально после первого же взмаха руки. И я тут же спешу укрыться в салоне. Теряя привычную бдительность. Не обращая внимания на марку машины и, уж тем более, на номера. Заднее пассажирское, за пеленой тонировки, – единственное, что мне сейчас действительно надо. Ощутить на пару секунд долю успокоения от того, что под ногами перестает гореть земля.
Вытряхиваю из кошелька не столь многочисленные купюры. Под пристальным взглядом водителя, столь разительно изменившегося с приветливого и беззаботного, каким он встретил меня, до внимательного осмотра в отражении зеркала заднего вида. В небольших кармашках кошелька остаются лишь карты, баланс которых не проверялся мною на протяжении нескольких месяцев. Остаётся только надеяться на порядочность исполняющего обязанности фирмы, над которым столь явно всё это время глумился Баженов, ежедневно подкладывая ворох проблем в виде меня… Если переводов от последней даты снятия наличных с карты не поступало, то… я фактически на мели. Вернулась в отправную точку. К тому моменту, когда проследовала в дом Баженова, смутно представляя, чем следует заплатить за столь щедрое предложение. Проще было бы разом переписать компанию на его имя, так нет же, ему необходимо было вытрясти из меня душу.
В мыслях разрастается хаос. Мокрые волосы промочили предплечья тонкого светлого платья, в спешке накинутого на голое тело. Материал прилипает к груди, вызывая стойкую неприязнь, действующую угнетающе вкупе с усилившимся головокружением. И мысли путаются, замедляя свой бег. Осознавая это, более спокойно и разборчиво повторяю водителю адрес, стараясь не кривиться от столь явно ноющей боли, бьющей в виски при любом движении челюсти. С тяжёлым вздохом откидываюсь на спинку сидения. Закрываю глаза. Скрываюсь от озадаченно-напряженного взгляда того, кто, кажется, уже и не рад столь странно выглядящей попутчицы.
– От мужа что ли бежишь? – доносится сквозь темноту, из которой так не хочется возвращаться к реальности, открывая глаза. Бросаю в ответ короткое "да", тоном, не предвещающим продолжение разговора, слыша тихое: – Так и подумал. На проститутку, возвращающуюся с неудачной смены ты смутно похожа.
Выдыхаю с нервным смешком, произнося тихое "спасибо". Озвучивая краткую просьбу в желании слегка отдохнуть. Незнакомец добавляет услужливое "конечно". И в этом кратком слове считывается больше уважения и понимания, нежели всё услышанное мною за минувшие дни. Салон наполняет тихая музыка, заглушающая монотонный звук мотора. Веки тяжелеют. Смыкаются плотнее. Боль утихает. Покидает сознание. Вместе с мыслями, рассыпающимися на согласные, на последок бьющие по ушам… Спустя мгновение пропадает и это. Принося желанное ощущение лёгкости.
Разрозненность в мыслях. Последние сцены минувшего дня сплелись воедино, изобличая собой паутину из запахов, ощущений и слов. Плотный занавес густого тумана в голове, не даёт сконцентрироваться, восстановить цепочку событий. Поймать нить, за которую можно было бы уцепиться. Плавно, не выбрасывая самого важного, распутать клубок из спутанных мыслей.
Светлые стены, потерявшие былую свежесть. Наспех выбеленный потолок, располосовывающих сеточкой мелких трещин. Стальная спинка узкой кровати. Одной из нескольких, притянутых по периметру маленькой комнаты. Посеревшее от времени постельное белье и подушки, приткнутые в изголовье в виде острого, неаккуратного уголка. Стойкий запах химического средства. Скрежет. Бьющий по ушам. Заставляющий рефлексивно зажмуриться в попытке устранить раздражающий фактор неизвестного происхождения. Повернуться в бок для "исследования" его появления не представляется возможным. Тело не слушается. Сковывающая боль не позволяет совершать резкие движения. Купирует в зачатке желание осмотреться, совершив поворот головы. Затуманенный разум не проводит к действию рецепторные сигналы. Утяжеляет затекшие конечности, вдавливая корпус тела в неудобный пружинный матрас.
– Пришла в себя? – уточняет женский голос неопределенного возраста. Отяжелелый значительной хрипотцой. При этом остальные звуки гаснут, позволяя сделать вывод о том, что их производила именно незнакомка.
Резко моргаю, застолбляя взгляд в одной точке у верхнего стыка стены. Собираю воедино простой ответ, не в силах озвучить его тяжёлым, будто прилипшим к небу языком. Пересохшие, потрескавшиеся губы пытаются что-то произнести, но в тишину не проникает и звука, кроме дыхания.
– Попей, – заставляет навязчиво, поднося к моему рту широкую, холодную кружку.
Простой глоток даётся с большим трудом. Мышцы точно атрофированы. Непослушны. Вода стекает по подбородку, пропитывая волосы, стянутые по одну сторону плотным комком.
– Легче? – уточняет незнакомка, точно выпрашивая удовлетворительный ответ. Появляется в зоне видимости ограниченного обзора, доступного взгляду, притыкая возле кровати деревянную ручку, то ли от щётки, толи от швабры. – Через пару часов отпустит, – нудит буквально над ухом, взбивая подушку под моей головой. Вновь оказавшись напротив, вбирает деревянную рукоять в обхват толстых пальцев, продолжая начатое дело, бурча мимо ходом: – Ты девочка молодая. Таких наркоз долго не держит.
Пытаюсь зажмуриться, заставляя себя проснуться из этого кошмарного сна, но вместо этого из глаз самопроизвольно катятся слёзы. Не понимаю происходящего. Не могу собрать воедино обрывки фраз и разрозненные пазлы картины, а женщина рядом, вводя в глубочайшее состояние отчуждения, продолжает монотонно, точно испытывая необходимость с кем-то поговорить фоном во время работы:
– Лучше бы ты родила сейчас, деточка. Пусть бы и с отклонением каким, да был бы ребёночек, а теперь же… Наказал же Господь…
Не в силах ответить, молчу, смутно вникая в бредовость озвученной ею мысли. Стараюсь концентрироваться на одной точке. Держа глаза в напряжении. Стоит только сомкнуть между собой веки, сквозь пелену, яркими вспышками возникают обрывки воспоминаний минувшего дня. А за окном уже утро. Раннее. Следовательно… Прошли как минимум сутки. Это осознание проходит холодом по позвоночнику…
– Девять недель такой опасный срок… – бурчит себе под нос причитания, елозя со скрежетом тряпкой по полу. Словно буравя мозг деревянным сухим обрезком, на который больше походит её швабра. – Пичкают себя всякими таблетками… – с недовольством озвучивает хаотичные обрывки мыслей, доводя до морального изнеможения. – А парень то как перепугался… Божился, что пальцем не трогал и знать кто такая не знает… А ссадины и синяк на скуле… Ничего святого не осталось… Поднять руку на женщину в положении… Паспорт списали, да отпустили…
