Проводит медленно пальцами по щеке, точно успокаивая. Произносит тихим голосом, будто общается со слабоумной или совсем маленьким ребенком:
– Пока не увидит твоё бездыханное тело, не успокоится. Иди за мной по своей воле, иначе заставлю, приложив силу.
Забирает из ослабшей руки дорожную сумку, отступая от двери и плавно подталкивая меня вперёд. Плачь я сейчас, кричи или пытайся сбежать – результат будет один. Так же, как и все в команде Баженова, Кирилл, в плане эмоций не пробиваем. Всеволод подбирает людей, отражающих его самого. Сочувствия и помощи от них не дождаться…
– Держись ближе, – приобнимает за талию, вызывая тем самым ещё большее отторжение и желание броситься прочь. Только, уперевшись в закрытую стеклянную дверь парадного выхода, далеко убежать не получится. Устремляю взгляд вдаль, замечая напротив его машину, смиряясь со своей участью и понимая, что скрыться уже невозможно…
Глава 21
Знаете, как заканчивают жизнь? Об этом не кричат и не беснуются. Не вывешивают громкие статусы в социальных сетях. И это вовсе не означает, что человек трусит выставлять напоказ принятое решение. Боится, будто в случае публичного оглашения этого шага его смогут отговорить… Бред, да и только. Мне всегда казалось, что к подобному люди приходят осознанно. Поэтому отсутствие предсмертных записок относила к чувству презрения. Неудовлетворенностью жизнью, в которой нечего стоящего и оставить. После себя. Как же сильно, оказывается, я ошибалась… Самоубийство – это импульс. Бездумное, отчаянное желание вырваться из реальности. Сбежать из этого мира, пресытившись ситуацией, в которой ты загнан в угол. Ведь из любого тупика всё же есть выход. Вверх. Или вниз.
Рука Кирилла сжимает моё предплечье. Ощутимо. Не сильно. Ослабляет захват с каждым шагом, приближающим нас к габаритному, черному монстру.
Плотная тонировка у верха стекла плавно рассеивается книзу. Скрывает лицо того, кто, по привычке, занимает центральное место на заднем сидении. Тонировка скрывает. Лицо. Но позволяет убедиться в реалистичности присутствия пассажира.
Автомобиль, подающий задом, при выезде с парковки, за доли секунд до сближения оказывается в зоне видимости моего взгляда, все это время прикованного к пугающему, отполированному чудовищу. Кирилл притормаживает перед препятствием, разжимая пальцы. Наверняка уверенный в том, что пути отступления для меня перекрыты плотно прижатыми друг к другу машинами. Покидающими театр людьми… А мои губы расползаются в неадекватной улыбке. Я знаю каждую кочку на этой площадке… Водитель, приближающийся с левого бока, действует четко, выкручивая руль до упора, без остановки выравнивает колеса, собирается прибавить газ, для пересечения небольшого приступка, огораживающего "непозволительной" выезд с парковки. " Местные" порой пренебрегают узаконенными для "простых смертных" правилами. Сокращают путь в нежелании стоять в пробке на прилегающей территории… Доли секунд… В которые я совершаю уверенный шаг вперёд, становясь незначительным препятствием на пути незнакомого автомобиля. Красной лентой, которую необходимо с треском порвать для удачного финиша.
Реакция Кира оказывается в разы быстрее. Вначале я по инерции отлетаю назад, с трудом удерживая равновесие, чтобы по остановке устоять на ногах, а уже после, скрип тормозов отдаётся в ушах сопровождением яростной фразы, брошенной в сердцах водителем Всеволода:
– Полоумная, бл@дь! Совсем жить надоело?!
В противовес его негодованию остаётся только горестно улыбаться. Понимая, что досрочное освобождение, а тем более амнистия, все же мне не грозит.
Кир не совершает повторной ошибки, сжимая пальцы стальным кольцом в районе моего предплечья. Отбросив манеры, ведёт себя жёстко, на радость не столь многочисленной публики. Оставшиеся несколько метров быстро выговаривая громким матом всё, что думает о моём глупом поступке. Буквально силой волочит за собой на непослушных ногах, ощутимо подгибающихся в коленях. Доводит до пассажирской двери, произвольно приоткрывающейся мне на встречу. Протискивает в небольшой промежуток, становясь позади меня непробиваемой стеной. Дожидается, когда я укроюсь от лишних взглядов в широких габаритах автомобиля и, лишь потом, отступает в сторону. Отбрасывает сумку к ногам, сводя руки перед собой. Имитируя позу телохранителей из голливудских фильмов, пристально осматривающихся по сторонам, сканируя окрестности на наличие снайперов.
Сжавшись плотным комком, не дыша, смотрю в одну точку на спинке закрепленного впереди сидения. Не в силах повернуть голову в сторону. Слышу спокойное дыхание, доносящиеся со стороны. Вдыхаю терпкий аромат того, кто разделяет вместе со мной широкое сидение, кажущееся в данный момент металлическим ковриком, состоящим из остро заточенных, длинных игл впивающихся в тело сквозь тонкие слои прилипшей к коже одежды.
– Провальная импровизация, – сдержанно констатирует Всеволод мой несложившийся выпад.
– Если бы твоя ищейка не влезла – заключительная сцена стала бы более зрелищной… – роняю безжизненно.
– Не преувеличивай, – отзывается недоверчиво, наверняка считая, будто я полагалась на реакцию Кира, а не на странное стечение обстоятельств, при котором чудесным образом моя пятая точка, вечно ищущая приключений на свою долю, всё же осталась цела.
Ощутимый поворот его тела в мою сторону вызывает рефлекторный рывок к незапертой на замок двери.
– Что ты дергаешься, глупая? – уточняет ехидно, точно магнитом, преодолевая скованность тела, притягивая взгляд к своей широкой, дьявольской улыбке, в которую сейчас сложены его губы. – Расслабься. Я обещал тебя не трогать и пальцем. Если, конечно, ты сама этого не захочешь, – добавляет с откровенной усмешкой, плещущейся в глазах. – Как отреагировал Павел на весть о твоём скоропостижном замужестве? Сунул на подпись кучу бумаг или забил за ненадобностью, пустив все силы на то, чтобы обработать тебя против меня?
– Считаешь, после всего стоило обрабатывать…? – несдержанно хмыкаю, буквально себе под нос.
– А где он сейчас, дорогая? – не обращая внимания на мои слова, уточняет заискивающе, приподнимая вверх бровь.
– Не знаю, – роняю на выдохе, сама не раз задаваясь подобным вопросом. После выписки из больницы Павел даже не позвонил, не то, чтобы зашёл проведать… При условии, что он знал о том, что я дома.
– "Лечит" ответный геморрой, что я ему устроил, – бесстрастно выносит в заключении Всеволод.
– Его то за что…? – закусываю губы, старательно отводя глаза. Ощущая кожей эту вибрацию голоса, проходящего волной сквозь меня. Ранящего хрипотцой. Истязая и без того болящие мышцы… Замолкаю. Не способная выместить эту боль на виновника произошедших событий.
– Разве я не учил тебя тому, что многое на проверку оказывается вовсе не таким, как видится со стороны? – уточняет нейтрально. И я на автомате киваю, соглашаясь с его словами, находящимися отголосок в душе. Бессмысленно пялюсь в подлокотник, находящийся перед глазами. Пытаюсь понять, как долго продлиться прелюдия спокойного разговора перед тем, как Всеволод приступил к основному заготовленному для меня блюду?
