Закрываю глаза, тщетно проваливая контроль над собственным телом. Его поцелуи не теряют присущей мягкости, в то же время, приобретая некую настойчивость, подкрепляющую слова. Пальцы же скользят по бёдрам, щекоча подушечками их внутреннюю поверхность.
– Верни мне ту, что обещала быть со мной навсегда, – шепчет, разом сжимая мышцы в плотный комок одним коротким и болезненным словом. – Ту, что всецело поддерживала любое из самых бредовых моих начинаний, поражая ради неё становиться лучше.
– Она до сих пор нужна тебе? – роняю дрожащими, холодными губами.
– Больше жизни, – парирует нежно. – И я готов разделить с ней не одну вечность. Патрулируя стены Рая с вилами, или чем там снабдят в преисподней, чтобы отстреливать подкатывающих к ней ангелов.
Губы самопроизвольно расплываются в широкой улыбке, а руки обхватывают его плечи, ощущая, как он подкидывает меня вверх, усаживая на своих ладонях, без зазора с холодной стеной.
– Вернёшься? – ласкает гортанным звуком, пропитанным хрипотцой.
– И в горе и в радости… – улыбаюсь, приспуская ресницы. Обдувая его губы горячим дыханием. – До скончания веков…
– Аминь, – выпускает из губ с различимым смешком, распластывая по стене, под несдержанный стон, прильнувшшее к нему тело.
Эпилог
(Кристина)
Расплачиваюсь с таксистом, боковым зрением наблюдая движущуюся в сторону арки, венчающей вход кладбища, низкую, плотную, сгорбленную женскую фигуру, упакованную в темные одежды, подобные черному старообрядческому балахону. По телу проходит разряд, сжимающий сердце. Не дожидаюсь сдачи от нерасторопного водителя, бросая в его сторону резкое:
– Езжайте! – и устремляюсь в след той, что цепляет взгляд прядями серебряных волос, спутанными концами, образовывавшими узорную паутину на сутулой спине, под кромкой темной косынки.
Ускоряю шаг, захватывая её в профиль. Стараюсь не потерять цыганку из вида. Не отдавая себе отчёта, какого черта догоняю старуху, собираясь окликнуть. Спешу. Точно ищейка, взявшая след. Не понимая, что буду делать в дальнейшем. Что намерена ей предъявить? Не отработанные нули на купюре, что были оплачены годами ранее? Не соответствие "услуги" в рамках "цена-качество"? Брошенные ею слова на ветер, что истерзали меня за эти годы? Бред, да и только! Не факт, что это вообще она. Я запросто могла обознаться. Перепутать ту, что преследует в тревожных снах, с обычной попрашайкой, обитающей на прилегающей к кладбищу территории. А, ведь, мой приход сюда имел совсем другие мотивы…
Пышный букет, зажатый в руке, отвисает вниз, точно мешок, набитый камнями, что приходится тащить за собой на место заклания. Каменная груда, которой и растерзают тебя, забросав с близкого расстояния, найдя для этого незначительный повод.
Губы приоткрываются на очередном шаге, а слова застревают в горле, в глупой попытке её окрикнуть. Не успеваю произнести и звука, как та, что неспешно семенит ногами, шествуя впереди, останавливается, оборачиваясь в мою сторону. Будто попав в порыв сильного встречного ветра, машинально замедляю шаг, покачиваясь на месте. С трудом возобновляя движения вперёд под взглядом пустых, выцветших глаз.
Они смотрят на меня в упор, вызывая холодок, пробегающий вдоль позвоночника. Навеивают мысль, что обладательница тяжёлого взгляда и вовсе не видит меня, ориентируясь в пространстве по звукам и ощущениям. Глаза же потеряли исходную функцию. Атрафировались за ненадобностью к столь преклонному возрасту. Замерли под опушкой поблекших ресниц, словно два холодных фарфоровых блюдца. От которых я не в силах отвести глаз, застопорившись пред ней на расстоянии меньше метра.
Сухая, морщинистая рука цыганки подаётся вперёд. Приковывает на себе взгляд, собирая воедино разрозненное на мелочах внимание. И этот жест вызывает волну ощутимого страха. В корне отличаясь от ожидаемой мной просьбе о подаянии.
Трясущаяся на весу ладонь старухи полностью раскрыта, образовывая собой ровную поверхность. Пальцы слегка разомкнуты между собой, позволяя заметить дрожь, проходящую по больным рукам нервным спазмом. Не задумываясь, словно завороженная, молча вкладываю в её ладонь свою, копируя положение кисти старой цыганки. Прикосновение к её коже отдает холодом, импульсивно сотрясая мои пальцы. Не меняя положение головы, опускает на моё запястье свободную руку. Смотря сквозь меня, продвигается вниз, исследуя подушечками сухих, тонких пальцев многочисленные линии. Не шевеля узкими, точно слипшимися между собой губами шепчет себе под нос непонятные слова, похожие то ли на заговоры, то ли на причитания. Сжимаю свободной кистью свой букет, перенося напряжение тела на невостребованную руку. Закусываю губы, боясь чем-то ее спугнуть. Отчего-то доверчиво ожидая от неё спасительное опровержение хранящимся во мне страхам. Безотрывно слежу за её мимолетными жестами. На то, как цыганка монотонно покачивает головой. И в этом подобие маятника, мной считывается намек на крайнее недовольство. При этом её сузившиеся, выцветшие зрачки мечутся из угла в угол, будто двигаются по строкам невидимого мне текста. Замирает, накрывая сверху своей мою доверчиво распахнутую ладонь. Протяжно выдыхает. Вызывая полное онемение в ожидании её "вердикта", отчеканенного без тени эмоций:
– Переиграла ты свою судьбу, деточка. Всё предначертанное перечеркнула, проложив новый маршрут. Не каждому такое под силу… Давно не была здесь. А он тебя ждал. Истосковался, блуждающей в потемках душой…
– Я была три месяца назад и ни в один приезд не оставляла без внимания папу… – невольно вставляю опровержение её слов, озвучивая первую мысль, сорвавшуюся с непослушных, скованных губ.
– Простила. Вижу. Давно, – не обращает на мою реплику никакого внимания, усмехаясь, оголяя серые зубы, в рядах которых сияет жёлтое золото. – А себе так и не смогла в этом признаться… Черноту из души изгнала, наполнив сосуд чистой, проточной водой, а его ненароком высушила до дна. Отсюда все твои терзания и печали. Не беги от него. Направь на истинный путь. Иначе не будет в тебе тишины и желанного покоя.
Вибрация на моей руке прекращается раньше, чем я собираюсь озвучить какой-то вопрос. Моя ладонь безвольно падает вниз, а цыганка отворачивается, не требуя материальной оплаты за свои непонятные наставления.
– Девочку ты потеряла, – бурчит, начиная неспешный шаг в сторону от центральной дорожки, по которой мне необходимо идти. – Гляди уж и мальчонку не упусти. Быть может, это твой единственный шанс быть счастливой…
На распахнутые в непонимании глаза наворачиваются слёзы, а рука, что моментом охладела в её захвате, машинально стискивает рот, сдерживая пальцами неадекватные звуки. Её фигура теряется из виду за поворотом. В плотно прижатых друг к другу оградах и скоплении высоких памятников из серого камня. А я продолжаю стоять на распутье. Подобно бездушному истукану. Прилагая усилия, чтобы не выронить из занемевших пальцев на вытоптанную землю свой белоснежный букет. Продолжаю стоять. Прокручивая в мыслях каждое её слово. Пытаясь понять, значит ли оно что-то в действительности или, в очередной раз, нет…
