Колени саднит. Наверняка падением сбиты в кровь. Но… я не осмеливаюсь посмотреть вниз, опустив глаза. Зубы заходятся нервным стуком и темнота вокруг, она лишь усиливает тот страх, что связывает в тугой узел все внутренние органы. Не могу произнести ни звука, глотая слёзы. Под оглушающий лай, кажется, видя своё отражение в этих разъярённых глазах.
– Сидеть, – едва слышу, словно со стороны. И… всё затихает. Оба дога, копируя отражение друг друга, вытягиваются в струнку, поочередно посматривая то на хозяина, то на меня.
Глубоко выдыхаю, чувствуя вибрацию скопившегося в лёгких воздуха на своих губах. С трудом разжимая пальцы, пытаюсь медленно обернуться, смотря на того, кто сейчас удерживает нас троих не позволяя сдвинуться с места.
– Ты разочаровала меня… – плавно нагибаясь вперёд, приподнимает вверх, встряхивая точно куклу, теперь упирая спиной в железные прутья. Щелчком пальца под подбородком, заставляет поднять голову вверх, смотря в глаза. – Стоило мне выйти за порог: ты понеслась к этому недоумку, – усмехается, проводя пальцами вверх по щеке. Зарывается в волосах, сжимая кулак чуть ниже затылка. – Старая любовь не ржавеет или ты решила, что твой недоделанный принц способен заплатить за тебя больше, м? – сжимает пальцы, натягивая волосы с такой силой, что мне становится больно глотать. – Дура, – ожесточенно цедит сквозь зубы. – Вновь решила поиграть в соблазнительницу? Легла под этого молокососа сразу после меня?
Слёзы льют сильнее, скрывая за пеленой его почерневшие глаза. Я хочу ответить. Я хочу рассказать ему правду… Не способная, кроме всхлипа выдавить из себя нечто большего.
– Никому не позволительно пользоваться МОИМИ вещами, – отчеканивает каждое слово, выделяя ударением суть. – Запомни, я его уничтожу, если узнаю, что это правда. Но вначале, Кристюша… – в голос проникают нотки насмешки, а глаза… чёрт, да за потоком слёз, я уже не вижу и его лица!
– Пущу в расход тебя, – завершает монотонно. Будто устало. А я с трудом осознаю, что всё озвученное мне не послышалось.
Пальцы разжимаются. С облегчением сглатываю, плотно закрывая глаза. Так обманчиво, спокойнее. Дышать легче…
Его пальцы на линиях скул. Плотно обрамляют лицо, поглаживая подушечками больших пальцев мокрые щеки. Прикасается своими к полуоткрытым губам, словно впитывая в себя выходящий урывками воздух. Слизывает соль, скопившуюся в уголках. Закусывает зубами нижнюю, слегка оттягивая на себя. Длительно на неё выдыхая. Перемещает руки на линию плеч. Отрываясь от губ. В один миг, отбирающий полную ориентацию в ситуации и пространстве, быстрым нажатием опуская меня на израненные колени. Вскрикивая от боли, точно рыба на суше, глотая воздух, пытаюсь схватиться хоть за что-то руками, поворачивая голову на возобновившийся лай, затихающий в миг под его едва слышное:
– Тшшш.
Вводит пальцы сквозь пряди, разворачивая к себя. Упирая губами в горячий член, с оттенком довольствия в голосе, тихо произнося:
– Соси.
Не успеваю произнести и малейшей просьбы остановиться, как он использует секундную заминку, для того, чтобы ввести его в приоткрывшийся рот.
Зажмуриваю глаза, видя пред ними, от напряжения, яркие искры. Рука на затылке не даёт послабления. Возникновение даже мысли о том, что способна происходящее прекратить. Ощущение грядущей тошноты, от каждого толчка члена, входящего в горло, едва ли не до упора, настигает настолько сильно, что я старательно упираюсь ладонями в его бедра, в попытке хоть как-то от него отдалиться. Перед глазами темнеет. Не понимаю, как при этом можно дышать, когда нос заложен от слёз, а во рту, точно смазанный маслом поршень… Счёт времени потерян… и, я уже не скажу приблизительно, сколько секунд или минут, затрачено мною впустую на бестолковую борьбу.
Чёрт бы его побрал! Кажется, проще сдохнуть, чем выдержать то, что он… Резкое напряжение пальцев его на моём затылке. Ставшие быстрыми и короткими движения. Зажмуриваюсь, сквозь толчею слёз, желая закрыть глаза ещё и руками. Господи… ну, пожалуйста, только не так… В горло бьёт тёплая струя. Солоноватый вкус во рту, смешивается с чём-то… необъяснимым… Рывком, буквально отстраняет, прижимая мой затылок к решетке. Заставляя этим жестом, поглотить немалое количество жидкости, чтобы вдохнуть полной грудью. Поглаживая по голове, отпускает руку, заправляя рубашку в брюки. Захожусь в кашле, оставшись без опоры, сползая на плитку по стене клетки. Уже не столько страшась собак, сколько желая поднять железный занавес и отдаться на более гуманное растерзание им, нежели тому, кто надменно осматривает меня с высоты, поправляя костюм.
Моё платье задрано вверх. Наверняка изрядно испачкано. Туфли где-то поодаль. Кожа на коленях горит.
– Можешь их покормить. Ведь не поспоришь, что вели себя образцово и заслужили поощрения, – ухмыляется жестко, поворачиваясь в пол—оборота. Бросая через плечо окончание фразы, – в отличие от тебя.
Упираюсь ладонями в плитку, царапая кожу о мелкие камни рифленой поверхности. Он уходит, не оборачиваясь. Показав рукой какой-то знак, понятный вовсе не мне, а более умным собакам. Привстаю, одергивая платье. Взирая на покрывшееся темной сеточкой, с каплями крови колени. Нахожу туфли, не утруждаясь надевать их на босые стопы, на негнущихся ногах иду к входу. В абсолютной тишине и молчании собак. Разве что со стороны доносится трель сверчка… Фыркаю в голос, усмехаясь самой себе. Челюсть болит и, кажется, сводит от банальной попытки, над собой же нервно рассмеяться.
А не пошло бы всё к чёрту?
Отдать банку заложенное имущество, продав фирму отца с молотка?
Или проще наглотаться таблеток, повесив на Баженова доведение до суицида? Господи… Бред… Всё, что со мною творится… И этому не видно конца…
Нервно смеясь, сажусь на крыльцо, размазывая по лицу остатки немногочисленной косметики. Ноги начинают мерзнуть от соприкосновения с остывшим кафелем, а тело стабильно знобить.
Беззвучное открытие двери. По утонувшему в густых сумерках газону мелькнула только полоса проскользнувшего из дома света.
Садится рядом, медленно прикуривая. Голова искоса повернута на меня.
– Щенячья преданность, Кир, – не глядя на него, забираю меж пальцев сигарету, пытаясь перебить вкус во рту, хоть чем-то иным. Вдыхаю дым, закашливаясь. Повторяя попытку избавиться от преследующей картинки, вновь и вновь.
Хмыкает, прикуривая вторую, смотря вперед, бесстрастно проговаривая:
– Каждый сам за себя, красавица. Я же предупреждал. Если бы не твой Ваня… Возможно, было б иначе. А так – это моя работа.
Глава 12
Полночи я провела у окна. Забравшись с ногами на широкий подоконник. Прижавшись спиной к прохладной стене проёма. Всматриваясь в темноту участка. Вздрагивая от шорохов, доносящихся из-под двери. Он не зашёл внутрь комнаты. Не знаю, обрадовалась бы я тому, если поступил иначе… А что собственно мне хотелось бы услышать? Чего я могла ожидать? Извинений? Разве что за излишнюю шероховатость плитки на его безупречных дорожках. Большего изъяна в произошедшем Всеволод не заметит.
