Не скрывая яростного взгляда, с трудом сдерживаю себя, не высказав, на очередной его выпад, первое, что приходит в голову. Порадовала бы Всеволода моя неконтролируемая реакция? После разгрома машины, который был встречен со снисходительной улыбкой на губах, словно ответ на милую шалость неразумного ребенка, пощечина, к которой так стремиться рука, на глазах у полного зала "очень важных персон", стала бы ещё большим глотком бальзама для его искореженной души.
Молча разворачиваюсь, даже не улыбаясь, а оголяя оскал, направляясь в самую глубь. В надежде зацепить взглядом знакомые лица. Тех, рядом с кем, вдали от Баженова, смогу скоротать оговоренный отрезок времени. По пути схватываю с подноса бокал. Не в желании выпить, а лишь занять чем-то дрожащие от злости руки. Говорят, под властью сильных эмоций, человеческий разум способен на большее. Пожалуй, я не вписываюсь в заявленную статистику. Мой потолок, к которому сейчас столь сильно хочется стремиться – это чёрный выход из ресторана, позволяющий спрятаться от всего и всех. Информации, блуждающей в обрывках мыслей слишком много. Она путается меж собой, с усиленным рвением гоня меня от того, кто взглядом выжигает затылок.
Резко стопорюсь едва не врезаясь широкую спину, обладатель которой, в этот момент, принимает неудачно решение повернуться ко мне на встречу. Точно в замедленной съёмке, наблюдаю, как часть шампанского, от резкого торможения, выплескивается на предплечье черного пиджака.
– Извините, – мямлю, пытаясь скрыть неловкость подобием искривленной улыбки. Болезненно выдыхаю, под взглядом того, кто совсем недавно занимал водительское место в автомобиле Всеволода, а сейчас, озлобленно глядя на меня, стряхивает с ткани стекающие вниз капли.
– Досадное недоразумение, – доносится из-за его спины, вкупе с низким смехом. Обладатель голоса делает шаг вперёд и моему взгляду открывается один из знакомых отца. – Простите девушку, Кристиночка Владимировна совсем этого не хотела.
– Не хотела, – бессвязно вторю невысокому мужчине, с сединой, сталью украшающей виски. В моём детстве я часто видела его в нашем доме, а потом, как бы сказал отец, "дорожки разошлись и каждый пошёл своими путями". Папа придерживался в бизнесе действующих рамок закона, а Кирсанов… Он и во времена моего детства, вне формальной обстановке, походил на бандита.
– Конечно, не хотела… – вытирая руку о белоснежный платок, появившийся из кармана, прибивая взглядом к полу, повторяет тот, кого в доме Всеволода, по банальным причинам, или же, наделяя аббревиатуру смыслом, зовут АСом.
Вдвойне становится не по себе. Теперь он считает, что я ещё и обманщица, прикладывающая усилия для создания в его адрес мелких пакостей? Да что за день то такой? Отчего у меня настолько удачно получается падать всё ниже и ниже в чужих глазах? Надо же было пойти именно в эту сторону! Да ещё и с злополучным бокалом игристого вина… Чёрт… кто ж придумал напичкать этот зал таким количеством народа, точно утрамбовал излишек селедки в одну оставшуюся бочку…
– Вы неописуемо похорошели, – прерывая нашу игру в гляделки, с улыбкой произносит Кирсанов. – Изменение статуса пошло вам на пользу. – Задумчиво всматриваюсь в его глаза, роняя тихое "спасибо". Что он вкладывает в смысл своих слов остаётся загадкой. Известие о гибели отца не могло до него не дойти. Но я не видела его в числе тех, кто был на похоронах. Да это и не столь удивительно. Пребывая под грудой успокоительных, к вечеру я не могла бы припомнить и половины тех, кто пришли почтить память… Логично понять эту фразу, ассоциируя её с компанией, а не… Хочется верить, что он не имеет в виду Баженова, под "опекой" которого я теперь нахожусь.
АС, фыркая, отворачивается в сторону, отступая на метр, а я, прерывая возникшую между нами тишину, подхожу ближе к Кирсанову, совершая ход ва-банк, в надежде отвлечь мысли, прояснив детали, заинтересовавшего меня, слегка странного разговора, ненароком испорченного мной, двух абсолютно "несочетаемых " людей.
– Не представите мне своего собеседника, на которого я случайно налетела? Столь неудобно вышло, а я даже не знаю кто он такой.
– Антон Савельев. Он, – улыбается шире, растягивая слова, – занимается… эээ
– Пожалуй, это самое детальное описание того, чем я занимаюсь, – раздаётся у уха. Останавливается на расстоянии пяти сантиметров от кожи, снижая голос до пугающего своей резкостью шепота: – Ты бы свой носик в чужие дела поменьше совала, если желаешь сохранить его в целости на своей чудесной головке, крепящейся к несвернутой шейке.
– Как бы ты не оказался в более незавидном положении, за то, что взялся меня пугать, – цежу сквозь зубы, разворачиваясь на каблуках, которые рискую подвернуть, выплеснув на его рубашку остатки шампанского. Тогда этот самонадеянный тип точно решит, что я совершаю подобные нелепости специально! Ухожу, не оборачиваясь. Не прислушиваясь к язвительным замечаниям в свой адрес и приглушенному смеху Кирсанова. В моём распоряжении уже заметно меньше часа. Что ж… необходимо хотя бы совершить попытку, доказав Баженову, (или всё же самой себе?), что я чего-то достойна.
Иду вперёд, сохраняя на лице маску мнимого безразличия, а внутри всё трепещет от желания растянуть на губах победоносную улыбку. Ступаю медленно, плавно, пряча руки в волнах гладкого материала платья. Заметив моё приближение, Всеволод приподнимает запястье, сверяя часы и, не меняя нейтрального выражения лица, отпивает небольшой глоток из высокого бокала. Его глаза слегка прищурены. Голова немного наклонена в бок, а взгляд, словно наведённый прицел, прикован ко мне. Не смещаясь выше или ниже от линии глаз. Не реагируя на внешние раздражители, вроде застилающих обзор девиц, вскользь проходящих мимо. Устремлен в одну точку, сканируя эмоции, которые я столь тщательно пытаюсь от него скрыть. Почти выигрывая эту негласную битву. Лишь в последние секунды, пользуясь чьим-то силуэтом, как ширмой, облизывая пересохшие от волнения губы. Надеясь, что он не заметит этого жеста и я, в его глазах, не растеряю своего напускного хладнокровия.
– В твоём распоряжении ещё пять минут, – произносит без тени эмоций, не руша впечатление о том, что я всего лишь играю по его правилам, исполняя приказы. Ничего лишнего. Только невнятная мне цель, которую он преследует.
– Спешу тебя разочаровать, – проговариваю так же бесстрастно, переходя на подобие его делового тона. – Они мне не понадобятся.
Он не интересуется подробностями. Не произносит и слова, похожего на похвалу. Чувство удовлетворения, наполняющее доселе, моментально улетучивается, будто столкнувшись с сильным потоком, из-за угла, налетевшего ветра. Ему важен результат. Факты. Цифры. То, что я чувствую, не приносит материального блага. Не имеет цены… смысла.
Плавно заношу вверх запястье, с зажатыми в ладони визитками. Едва касаясь ткани пиджака, свободной рукой, отодвигаю окантовку его кармана, вкладывая в него добытые трофеи. Их четыре. На одну больше заявленного. Я старалась превзойти ожидания, а он… даже не соизволил проверить содержимое, после того, как я аккуратно вложила их в карман. Собачка принесла к ногам палочку. К чему утруждаться в наклоне за ней, если питомец более не настроен играть? Отчуждение от всего, вспыхивающее внутри. Проникает в мысли. Загоняет в угол, вызывая желание в нём же остаться. Забыться, ожидая поступления новой команды, которую мне предстоит выполнить.
