Отступает в сторону, позволяя выйти. Удерживаясь за ручку двери автомобиля, потупив глаза в землю, ступаю босыми ногами на холодную плитку. Незаметно для меня, мы успели прибыть во владения великого… Первые шаги даются как пытка. Ориентация в пространстве потеряна. Свет, исходящий от фар, белым пятном падает на дом, стирая из вида, тонущее во тьме, окружающее пространство. Собаки молчат. И то славно. Не хватало ещё подскочить на месте от их, пробирающего до костей, лая.
– Что с ней? – негромкий, сдержанный тон раздаётся со стороны. Голос звучит ровно, слегка озадаченно. Значит, выгляжу хуже, чем просто паршиво, раз он осмелился на подобный вопрос. Кир, в отличие от этого выскочки, менее наглый и озабоченный чужим состоянием. А этот же лезет не в своё дело… как будто ему больше всех надо.
– Переоценила свои силы, – безапелляционно заявляет Баженов. Давая понять своим тоном, что тема закрыта. Бестолково фыркаю себе под нос, осиливая немногочисленные ступени. Желая поскорее скрыться за дверью. Спрятаться под тяжестью одеяла, по возможности смыв с себя всё происходящее этого дня. Кажется, я что-то слышала про определенные народности, верящие, что ледяная вода очищает душу от грязи. Или в моём случае это уже не поможет? Слишком толстый налипший слой для однократного смыва.
Хлопок двери за спиной, вызванный безвольным отпуском руки тяжелого полотна. Дом погружен в тишину. Мрачную. Плотную. Сложно представить тот момент, когда я смогу почувствовать себя здесь уютно. Буду хотеть возвратиться в эти стены… За мной никто не следует. Сейчас это, как никогда, успокаивает. Позволяет двигаться свободнее. Без лишней спешки, на которую я не способна.
Спасительные перилла, удерживающие на себе вес, позволяющие облокотиться при подъёме. Голова всё ещё идёт кругом. Ноги путаются в широком подоле платья, вне каблука, полностью скрывшем ступни. Последнее, что я помню, была непроглядная тьма, заволакивающая глаза. Какие-то образы, сквозь пелену… Дверь в мою спальню распахивается бесшумно. Зажигаю свет, удерживаясь о стену, продвигаясь к высокому зеркалу. Волосы в беспорядке. Тушь под глазами размазана. Провожу ладонью по шее, в месте, где ощущается мышечная боль. Ни следа, если не считать ощущений. Лёгкий удушающий приём. Опасная игра, поднимающая дозу адреналина в крови. Главное не переборщить с усилием, перейдя грань. Иначе итогом может стать вовсе не кратковременная потеря сознания. Помнится, мальчишки во дворе баловались подобным в моём детстве, находя в этом остроту ощущений, воспитывая в себе своеобразное бесстрашие. Что хотел показать этим жестом Всеволод? Свою власть над моей жизнью? То, что лишь он держит её в своих руках…? Тяжело думать. Понять логику его действий ещё сложнее.
Скидываю платье, желая забыться. Бреду в ванную, собираясь потратить последние силы на то, чтобы стереть с себя слой кожи, пропитанной не своим запахом. Заглушить мысли желанием утопиться под слоем душистой пены. Пребывая, в это же время, с единственным осознанием: я не в силах распоряжаться подобным образом со своей жизнью. Она не моя заслуга. Ей я обязана родителям… маме. Допускать и мысли о возможном самоубийстве непозволительно. Разве для этого нам даётся жизнь, чтобы так бестолково её закончить? А как же финальная реплика? Хэппи энд… черт возьми…
Кутаясь в полотенце, внезапно понимаю, как нещадно хочу есть. За перипетиями происходящих событий нормально удаётся, разве что, завтракать. Вытирая мокрые волосы, вешаю полотенце на тёплый сушитель, кривясь от осознания, что на крючке халата. Видимо неприметная Полина успела, в мое отсутствие, слегка здесь прибраться. Снимаю с держателя рубашку Всеволода, позаимствованную в первые дни моего пребывания и, почему-то не прибранную на место блюстителем чистоты. За окном глубокая ночь. Сомневаются, что кому-то придёт в голову, ужинать в столь позднее время. Да и если у Всеволода были на меня какие-то планы, он наверняка уже заявился бы и занял привычную позицию в ненавистном кресле. Поэтому… Накидываю рубашку на голое тело, застегивая полы не на все пуговицы. По пути захватываю из шкафчика первые попавшиеся трусики, не рискуя пренебрегать хоть каким-то бельем. Приоткрываю дверь, попадая в абсолютную тишину. Сейчас она помогает передвигаться намного увереннее.
Дом спит, храня в своей темноте сокровенные тайны. Дверь в спальню Всеволода плотно прикрыта. Стараясь ступать бесшумно, продвигаюсь к лестнице. Спускаюсь, попадая в гостиную, тонущую в тусклом свете от небольших бра, закрепленных по углам комнаты. Тишина. Лишь проём кухни освещён более ярко. Быть может в этом доме так принято и на ночь не везде гасят свет? Бросаю взгляд на часы. Маленькая стрелка застряла в правой стороне циферблата, почти дойдя до трёх. На всякий случай застегиваю ещё пару свободных пуговиц на рубашке, гадая, кого из обитателей дома могу встретить в столь неурочное время. Может, вернулся вечно снующий поблизости Кир? Его присутствие рядом, пожалуй, менее напрягающее, чем ощущение близости остальных. Требующих от меня соответствия не столь однозначным критериям.
Стопорюсь в дверном проёме, машинально обхватывая себя руками. Интуитивно выставляя пред собой блок. Пытаясь сохранить хладнокровную маску, при взгляде на открывшуюся картинку, сбивающую с мысли, зачем я вообще посмела спуститься сюда.
На столе вазочки с разнообразным печеньем: шоколадным, покрытым яркой глазурью, классическим, мятным, вызывающим усиление слюноотделения. Чёрный пиджак сброшен на спинку соседнего стула. Ворот рубашки расстегнуть. Галстук ослаблен. Манжеты завернуты почти до локтей. А в его руках… покоится стакан молока. Всё умиление, от представшей взгляду картинке, портят, разве что, его глаза. Окидывающие тяжестью, если не сказать, суровостью пренебрежительного взгляда.
– Присоединяйтесь, Кристина Владимировна, – процеживает с подобием улыбки, в которой от искренности нет и единой капли. И не понятно, с чего я вызываю у этого парня столь явную неприязнь, которую он даже не пытается скрыть. Будто я успела перейти ему где-то дорогу или же чем-то серьёзно насолить.
– Не могу припомнить вашего отчества, – проговариваю сухо, задумчиво хмуря лоб.
– Не утруждайтесь, – парирует скалясь. – Слишком много информации наверняка с трудом укладывается в вашей маленькой головке.
– Верно, – отвечаю тихо. Голос звучит спокойно, хотя внутри всё и заходится в бешенстве, вызывая желание съязвить в ответ. – Ни к чему запоминать имена прислуги, с которой пересекаешься от случая к случаю.
Широко улыбаюсь в ответ на его молчание. Плавно ступая вперед, к холодильнику, из которого намерена схватить первое попавшееся под руку, убравшись отсюда подальше. Тяжелый чайник дрожит в руке. Вода не слишком горячая, но кипятить его вновь, затрачивая на это минуты ожидания, как-то не хочется. Тарелка с готовой едой отправлена в микроволновку, на дисплее которой слишком медленно исчезают секунды.
– Стакан молока отлично нейтрализует алкоголь, – вставляет, словно между делом, в затянувшуюся паузу. – Насколько я погляжу, вы абсолютно не умеете пить.
Поворачиваюсь, ловя его взгляд, застопорившийся где-то в области моей талии. Бросая в сторону его обладателя, отчасти, излишне резко:
