– Твоё поведение напоминает агонию, – усмехается злостно. – Не дергайся. Эти секунды далеко не последние в твоей никчемной жизни.
– Врёшь? – выдыхаю, едва не стуча зубами. Обессиленно, словно истратив за короткий миг исходный запас энергии.
– Нет, – отчеканивает звонко. Ощутимо перевязывая веревки между собой. Невольно хлестая по спине свободно бьющимися концами. – Запомни одну истину: намного лучше переоценить противника, так ты имеешь больший шанс выиграть. В твоём случае, я бы сделал эти мгновения более запоминающимися.
Нервно усмехаюсь в ответ, понимая, что верю ему. Слепо. Не требуя подтверждения слов. Хлёсткий накид на плечи и без того, обездвиженные от страха руки, не имеют малейшего маневра к сопротивлению. Ещё петля и веревки ощутимо скрестились под грудью, вжимая в рёбра тонкую ткань прилипшей к телу футболки. Ноги кажутся ватными. Распахнутые ресницы под тканью соединяются с большим трудом. Его дыхание обжигает кожу, а пальцы, совершив не один оборот веревки по телу, уже фиксируют узлами мои запястья, прижатые к пояснице. Боли нет. Если не менять позы. Лишь лёгкое простреливание в скованных мышцах уведомляет о безграничной власти надо мной того, кто сейчас ощутимо отдаляется от меня на заметное расстояние. И это приносит ещё больший страх, нежели ощущение его близкого присутствия.
Темнота. Вокруг. Давящая. Зловещая. Сколько не пытайся проморгаться, дабы скинуть с глаз плотную повязку.
Тишина. Повсюду. Сковывающая цепями сознание. Выбивающая из груди болезненный стон при попытке обернуться вокруг, привлекая к себе внимание… (в том случае, если он всё же не оставил меня в кабинете одну).
– Чего ты хочешь? – роняю обреченно, не надеясь услышать ответа.
– Раз и навсегда растоптать твои иллюзии, – доносится со стороны. Предположительно от окна. Я уже не уверена, что сохранила в памяти картину правильной планировки комнаты. Голос идёт от хозяйского стола? Который, наверняка, он сейчас занимает, устроившись с удобствами, наблюдая мои нелепые попытки самобичевания. Кремень зажигалки в повисшей паузе чиркает оглушающе. Вызывая устрашающее ощущение, что высекаемые им искры летят в мою сторону, а я, могу лишь запоздало отступить в сторону, с трудом удержав равновесие при попытке совершения незначительного шага.
– Хочу вдолбить в твою головку, что мы далеко не выбираем с кем нам быть. Встречающиеся на пути люди, ни больше, ни меньше, чем подачка судьбы. Отшвырянные за ненадобностью отбросы. Либо же те, кто может стать сущим подарком. Если не станешь копать глубже, пытаясь дойти до сути. Разворошить, столь же прогнившее нутро. За каждым из нас остаётся лишь выбор: жить в привлекательной лжи или же самолично уничтожить себя, добиваясь неприглядной правды.
Табачный дым наполняет кабинет, стирая собой запахи, наполняющие небольшое пространство. Воздух становится тяжелее. И мне совсем не хочется его вдыхать. Пропитываться изнутри горечью, от которой не в силах закрыться. И всё же дышу. Глубоко. Не имея возможности выбора. Смиряясь с этим незначительным шагом, принимая внутри себя и всё остальное, чего следует ожидать.
Всеволод движется совсем бесшумно, но поток воздуха, провоцируемый его приближением, словно предупредительный сигнал об опасности, за секунды до прикосновения рук, охлаждает и без того озябшую кожу.
– Это всё из-за неё… – выдавливаю из себя тихо, слыша в ответ едва различимый смешок. Бью наугад, складывая в уме вихрем пронесшиеся в сознании слова, жесты, поступки, совершенные, сказанные за не столь долгий период нашего знакомства… В одночасье пугаясь своего выпада, дополняю сухо: – Твоей поездки…?
– Не пытайся примерять на себя роль заурядного психотерапевта, – произносит, точно отмахиваясь. – Нет такого камня преткновения, который нельзя растереть в пыль на своём пути. В этой жизни всё завязано на деньгах или сексе. Обоюдно. Или же порознь. Я, в отличие от тебя, умею получать удовольствие от обоих понятий.
А я…? Чёрт… С превеликим желанием отказалась бы от всего вышесказанного…
Его губы накрывают мои. Захватывают власть, наполняя рецепторы привкусом стлевшего табака. Никакой анестезии в виде сладости жвачки или же другого привкуса, позволяющего испытать долю удовольствия от глубокого поцелуя, буквально изматывающего мой рот, Всеволод не предоставляет. Лишь запах мужчины, берущего то, чего хочет в данный момент. Не спрашивающего разрешения. Не интересующегося мыслями, желаниями, возникающими в моей голове. Его мнение главенствующее. Единственно верное. Следовательно, стоит преклонить колени. У меня нет права голоса. Так будет. Так должно быть. Так… надо?
Его пальцы проникают под узел, зафиксированный в ложбинки груди. Рука тянет на себя, провоцируя нерешительные шаги вперед. Мелкие перетаптывания. Буквально на месте.
Глухой звук от каблуков ботинок, ударившихся о твёрдую поверхность. Тянет вниз корпус тела, увлекая вслед за собой. Присаживаясь на кожаный диван? Вроде именно он стоял вдоль стены. Без усилия натягивая веревки, усаживая меня в ногах, опустив перед собой на колени, утопающие в мягкости пушистого ковра.
С трудом дышу, сжимая челюсти от сковавшего неудобства. Не принося себе боли, мне не отклониться назад, не податься вперёд. Все мои движения, не столь явные попытки скинуть с себя ловко затянутые путы, ограничиваются извиваниями змеи, пляшущей под дудку заклинателя.
Стягивает волосы в кулак, запрокидывая мою голову назад. Врезаясь натянутой веревкой в шею настолько, что становится практически невозможно дышать. Из горла вылетает подобие крика, заглушенное хрипотой дыхания. Пугающий отзвук вовсе не похож на оттенок моего голоса. Это нечто, напоминающее вой израненного зверя. В висках пульсирует сердце. Под крепкой нитью на шее возникает болезненное сжение, а в сознании проносится ураган мыслей, бессвязных обрывков фраз, вызывающий головокружение. Покрывает щеки влажными поцелуями, слизывая слой испарины, вышедшей на пылающей, от ощутимой нехватки кислорода, коже. Рывком к себе, ослабляет верёвку, произнося тихо, с присущей голосу хрипотцой, затрагивающей глубины сознания.
– Своей непокорностью ты провоцируешь слишком разнообразные желания. Самолично расщепляешь на атомы крупицы жалости, сострадания, которые, в принципе не умею испытывать. И, с каждой минутой, я всё больше хочу тебя уничтожить.
Голос звучит обманчиво спокойно, а напряжение во мне достигает своего апогея. Неспешными движениями, лаская кончиками пальцев огнём горящие щеки, продолжает бесстрастно:
– Уничтожить все чувства к тебе. Эмоции, что ты порождаешь. Заставить тебя очутиться в похожем котле. По соседству с тем, что я успел обжить за последние годы. Хочу вознести тебя к небесам и опустить руки. Почувствовать желанное опустошение… И я не могу сказать, кому из нас двоих он произносит эти слова: мне, или той, чей образ я олицетворяю в его голове.
Горячие пальцы ползут по виску, задевая, атласную повязку. Вызывая дискомфорт незначительным движением. Инстинктивно дёргаюсь вниз, натягивая узел, закрепленный на шее. Даже с крепко завязанными глазами, словно пытаясь уйти от прямого взгляда. Не выдерживая его накала. Или же холода, ощущаемого на коже. Господи… Мать твою… Прости мои прегрешения… Мне не отвернуться. Не преклонить головы, оправдавшись за проступки, которые не вижу в каждом из жестов. Не высказать своё повиновение, пред тем, кто напрочь лишает меня силы воли. Не затушить поток его мыслей слабой струёй своих оправданий… Усмехаюсь, сквозь страх, сковывающий тело. Нервно. А вылетающий звук разрождается в тишине точно очередной вызов. Он молчит. Находясь в сантиметрах от меня. Запах тлеющей сигареты, доносящийся со стороны, бьёт в нос, слегка координируя в пространстве. Для чего сейчас я пытаюсь рассчитать своё местоположение в комнате? Вспомнить, как именно расположена мебель. Глупая игра разума… Ведь, я не в силах бежать. Ситуация бесконтрольна.
