Я сдалась перед ним без боя. Без сопротивления. Подчинилась. Навесив на себя очередной ярлык… Один из многих… Да я же… Невыносимо! Губы простреливает иголками. Сводит болью от излишнего напора, с которым закусываю кожу, необдуманно раня её зубами. Руки сжимаются в кулаки. В желании выплеснуть злость на ту, что, прикрыв наготу полотенцем, отражается в запотевшем зеркале, которое хочется разбить в дребезги, не жалея костяшек пальцев!
Тихий стук в дверь. Ощутимо вздрагиваю, упираясь взглядом в закрытый замок. Ручка поворачивается вниз, зависая на секунды в пугающем положении.
– Ты в порядке? – уточняет, повышая голос.
– Уходи, – прошу достаточно громко, срываясь на дрожь. Совершая незначительный шаг в сторону деревянного полотна. Не назад, а навстречу. Словно смогу удержать натиск, если он, вдруг, решится войти. Стопорюсь взглядом на блестящей глади. Не понимая, как буду смотреть в глаза того, кто стоит за незначительным перекрытием.
– Открой, – произносит спокойно. – Объясни, что произошло.
– Твоим игрушкам свойственно ломаться, – вторю, когда-то услышанным словам, выпуская фразу в воздух с ощутимым нервным смешком. Искусывая до боли воспалённые губы. – Прошу – уходи. Позволь мне остаться одной.
– Кристин… – протягивает на выдохе. Интонацией не вмещающей в себя гнева. Недовольства. Или же… Осознания, происходящего со мной. В ней чувствуется некая обеспокоенность. Доля внимания… Чёрт бы его побрал… Недосказанность. Запутанность. Моё обречение. Тяжесть креста, взвалившегося на плечи.
Протягиваю руку к двери, очерчивая полосу подушечками пальцев. Повторяя вымученно:
– Позволь мне побыть одной… Пожалуйста… – прикрываю глаза, ощущая себя словно на исповеди, пред тем, кто обязан отпускать любые грехи… Любые, мать твою! Да только… боюсь, не мои. Незначительная перегородка меж нами не способна заглушить излившиеся в пустоту слова. Что будет, если я признаюсь в провинности? Покаюсь…? Вместо смиренного отпущения Всеволод разобьёт деревянную гладь в щепки..? Или же усыпит бдительность, чтобы потом ответить чем-то более значительным?
Звуки шагов не слышны. За дверью пугающая тишина. Мягкость ковра заглушает любые движения. Я не рискну сказать, что он принял мой вызов. Ушёл. Внял мольбе. Не рискну проверить. Борясь с ощущением вязкости лжи, пропитывающей воздух. Пронизывающей пространство. Опускающей руки под своей тяжестью. Подгибающей колени… Подхожу вплотную к двери, сползая на пол. Усаживаюсь напротив. Представляя его сканирующий взгляд, впивающийся в глаза. Распутывающий клубок моих мыслей. Выталкивающий одно за другим слова. Складываемые в единое целое общую картину. Ту, что до сих пор стоит перед глазами. Ту, что мне хотелось бы забыть, списав на ошибку. Ту, что помню в мельчайших деталях. Чувствую. Осязаю. Будто не вырвавшись из этого плена. Словно до сих пор наблюдая за происходящим со стороны. Храня в памяти запахи. Слыша в сознании стоны. Запретные. Пугающие своей глубиной. Неприемлемые. Запредельные… Те, что срывались с губ помимо воли. Те, что заглушали чужие поцелуи… Чёрт! Забыть! Вычеркнуть из памяти! Списать на погрешность в не идеальной игре. Засчитать проигрышем в партии, которая так и не доведена до конца… Я смогу. Разве есть выбор теперь поступать иначе? Удержусь на грани. Падать вниз уже некуда! Не позволю добить. Чувствовать себя хуже, по определению невозможно! Если двигаться, то вперёд. Мосты за спиной сожжены в пепел. Остаётся лишь, как учил Всеволод, правдоподобно лгать, в попытке выжить. Заставить Баженова сделать выбор. Убрать с глаз долой того, кто осмелился перейти черту! Раз уж мне суждено оставаться здесь, смена декораций неизбежна! Любыми правдами и неправдами, необходимо поставить жирную точку, раз и навсегда вычеркнуть лишние знаки, слова из фразы: или тот, кто был предан ему долгое время, (был ли…?) или же я?
Пять. Шесть. Семь. Восемь дней, спустя минувшие события, протянулись так, словно прошёл целый год. И вроде бы, мне не стоит себя упрекать, в это время я выложилась по максимуму. Превращая в жизнь незначительные пункты своего грандиозного плана, исход которого Всеволод дробил в пыль своими решениями. И всё же, я действовала подобно ему. Со всей самоотдачей. Ненавистью и расчетливостью, не присущей мне ранее. Теми эмоциями, что, оказывается, всегда таились где-то внутри. Играя с улыбкой необходимые сцены. Отчетливо видя перед собой мотивацию, яркую точку, к которой необходимо идти. Обхаживая его с излишней любезностью. (Разве не этого он хотел от меня в предыдущие дни?) Стараясь соответствовать ожиданиям. Вычеркивая из памяти минувшие сцены. Шепча, в моменты уединения, обрывки мыслей, точно спонтанно слетающих с языка. Повторяясь. Желая закрепить их в сознании. Действуя аналогичным его подходу. Пытаясь устранить то, что совсем не радует глаз; добавить в повседневный уклад моменты, якобы, заставляющие меня улыбаться. Усиленно притягивая его внимание к мелким пакостям водителя, вызывающим на лице неподдельную улыбку. Этого парня, в отличие от хозяина дома, провоцировать в разы легче. Вызывать на эмоции своей резкостью, надменностью, а после, поджав губы, с обиженным видом, пакостить в ответ, будто ненароком, цитируя Всеволоду резкие слова. Эта игра в кошки – мышки, отчасти, забавляла. Эмоции, раздражение на лице парня, с трудом скрываемое за маской непробиваемости, вызывало чувство злорадства. Ощутимый привкус сладости на языке. Исполнившейся, по-детски, глумливой мести за то, как он осмелился тогда со мной поступить. За то, что я не посмела этому противостоять… Да… Сильный не ведёт себя столь унизительно. Не бьёт из-под тишка. Игнорирует выпады в свою сторону. Не поддаётся эмоциям. Действует расчетливо, ловко манипулируя кнутом или пряником. Это уровень Всеволода, а я, по сравнению с ним, мелкая пешка, нерадивая ученица, впереди у которой, для постижения странной науки практически год. Меньше… да… уже меньше. Только отсутствие нескольких месяцев в этом отрезке далеко не радует бунтующее сознание. Одно дело провести эти месяцы с пользой, впитав нечто важное, позволяющее научиться выживать в изменившемся мире, другое – изо дня в день отбиваться от невысказанной, навязчивой критики. Испытывая терпение того, кто не наделён правом меня судить. Да кто он такой – этот АС? Не Всеволод! Да! Да наверняка и сам преступил ни одну заповедь..! И всё же… Мне оставалось не подходить достаточно близко. Зло ухмыляясь. Обороняясь. Уходить. Или сбегать, не задерживаясь наедине больше нескольких секунд. Боясь перегнуть, просчитаться. Дрожа изнутри от рассыпающейся на крупицы веры в себя, пред язвительно улыбающимся парнем, заклеймившим сознание жестами, прикосновениями, ранящими словами, не стираемыми из памяти… Отчаливать из его поля зрения с гордо поднятой головой. Желая разораться в голос, выпустив скопившуюся внутри злость, за первым же ограждением попавшимся на пути. Я этого не делала. Нет. Не могла допустить подобного промаха. Дать почувствовать насколько сильно он ранил меня тогда. Уязвил....
В этот день, с самого утра всё пошло не так. Кувырком. Против заявленного Всеволодом плана. Суета, царившая в доме с рассвета, путала мысли, не позволяя взяться за подготовку к грядущему событию этого вечера. Незнакомые ранее люди, без перерыва снующие из стороны в сторону. Украшающие дом цветами. Выставляющие широкий белоснежный шатер напротив бассейна. Расставляющие столы, увенчанные скатертями, с закрепленными у подножия пышными бантами из полупрозрачной органы. Повара, притесняющие на кухне бурчащую от недовольства Полину. С десяток молодых девушек и парней в униформе официантов, молчаливо рассыпающие громогласные улыбки. Отливающие завистью и пренебрежением. Провожающие меня взглядами, сбивающими с шага. Словно я сама рада в это утро стать центром внимания.
