Мне приходилось беседовать со многими советскими послами. Все, как правило, были вежливы и словоохотливы. И внимательно выслушивали любого гостя. Служебная задача посла – аккумулировать информацию и обобщать ее смысл. Информация может быть уже известной, но повторенная из другого источника становится подтвержденной и важной. Я проехал всю Канаду, от Монреаля до Ванкувера, встречался с видными людьми, чиновниками министерств, бывал в смешанных советско-канадских компаниях, у фермеров. Нет, чрезвычайного и полномочного посла СССР в Оттаве А. Яковлева мои наблюдения не заинтересовали.
– Канадские власти отказали «Известиям» открыть корпункт, – доложил я послу. – Мне отказали в дальнейшем пребывании. Уезжаю домой, самолет летит завтра.
– И сколько же вы пробыли здесь?
– Два месяца.
– И то хорошо, – сказал А. Яковлев и встал из-за стола, чтобы попрощаться.
Почти всю жизнь я испытывал внутри какое-то чувство уверенности, что наша огромная страна должна быть и есть самая богатейшая и самая могучая. И мало кто из нас задумывался о том, что «шестая часть суши» – необъятный океан тундры, тайги, пустынь и гор.
Меня всегда мучил вопрос: неужели эта истина неведома нашим вождям? И Хрущеву, и Горбачеву, любившим колесить по миру? Правда, все они видели природу сквозь затемненные окна лимузинов. То были официальные визиты. Но Горбачев бывал в Англии и Канаде, когда еще не был облечен рангами генсека и президента. В сопровождении посла Яковлева он объехал канадские прерии – пшеничный пояс шириной 300 километров, простирающийся с востока на запад у границы с США. Посол наверняка говорил ему о могучем стимуле частной собственности, указывая на богатые фермерские постройки, округлые лица их хозяев, на силосные башни и широкий набор сельхозтехники. Воздух, просторы – все напоминало Горбачеву родное Ставрополье. Он, потомственный хлебороб, сравнивал: есть нечто схожее между «пшеничным поясом» Канады и раздольем Ставрополья. В самом деле, в моей родной деревне Чувашихе поля еще покрыты снегом, а в Ставропольском крае и в соседнем Кубанском уже начинают сеять. Собирают там богатые урожаи, строят прочные кирпичные дома, живут богато. Но, к сожалению, на «одной шестой» нет больше подобных райских уголков. На языке специалистов в основном наша земля называется «зоной рискованного земледелия». А случается, что и совсем не родит земля из-за засухи или морозов.
Увы, вместо того чтобы заняться практицизмом, посоветоваться с природой, мы сваливаем невзгоды на якобы порочную политическую систему. Вместо того чтобы провести в деревню хорошие дороги, подключить газ, мы объявляем войну колхозному строю (только потому, что его выдумал «вождь народов») и силой внедряем фермерство, оно-де преобладает в сельском хозяйстве на Западе. Но ведь легко понять, что и колхознику и фермеру одинаково нужны и техника, и газ, и электричество. Вместо того чтобы вылизывать, как канадцы, земли, расположенные в благоприятных климатических условиях, мы хотели удивить мир, внедряя кукурузу аж в Заполярье. Пора же понять, что слепое копирование западного – вреднейшая затея! Совершенно очевидно, что агродело в США, Канаде, Англии и всей Западной Европе процветает в климатических условиях, резко отличающихся от наших. Не помню, в каком месяце Горбачев побывал в Англии в ранге секретаря ЦК, пусть зимой, все равно он должен был заметить, что лондонские дома не имеют двойных рам, люди одеты легко, а коровы пасутся круглый год. Не заметил! Почему-то там всегда теплее, а во многих южных районах никогда не выпадает снега. Теплое течение Гольфстрим, рождающееся в Мексиканском заливе, в тропиках, уходит на север все дальше и дальше. Сначала его самые горячие воды согревают Восточное побережье Соединенных Штатов, затем берега Канады. Течение греет Исландию, Англию, Скандинавию, даже оказывает благотворное влияние на климат Прибалтики и… Мурманска, самого северного нашего незамерзающего порта. Западное побережье США согревается другим теплым течением. Оно рождается в Тихом океане, напротив Мексики, и продолжается вплоть до Аляски с незамерзающим портом и административным центром Анкоридж. Для сравнения: перуанская столица Лима, находящаяся недалеко от экватора, омывается холодным течением Антарктики, и на песочном побережье Перу даже летом редко увидишь купающихся – холодно.
А какое, скажите, теплое течение обогревает нашу страну? Нет такого! Нас крепко сжимает в объятиях Северный Ледовитый океан. Такого эпитета больше не знают географы. И этим сказано все. Никто, кроме нас, не строит атомных ледоколов и не носит валенки…
Я много думал, почему бы нам в Москве, как в Лондоне в Гайд-парке, не создать свой «угол спикеров», где можно было бы ругать правительство с утра до ночи и, выпустив пар, прийти домой и крепко заснуть. Увы, в Москве зимой даже стопроцентного «демократа» сдует с подобного угла лютым морозом. Что-то не припомню, чтобы Попов и Афанасьев собирали по зиме свою демократическую рать на Манежной. В Москве, говорят, зима длится двенадцать месяцев, остальное – лето.
Горькая шутка, но в ней – правда жизни. Исколесив многие жаркие страны, я проникся особым уважением к жителям северных широт, и в первую очередь к своим соотечественникам. За то, что они наловчились строить помещения и машины, которые не промерзают в суровые морозы. За то, что у нас в страшную стужу не лопаются водопроводные трубы, а смельчаки-моржи купаются в прорубях заледеневшей реки. Просто за то, что они согласились жить в таких суровых климатических условиях.
ДАЕШЬ КОНВЕРГЕНЦИЮ
Не знаю, может быть, Александр Яковлев был не в духе – и такое бывает с послами, но приятного впечатления произвести он не хотел. Возможно, еще не «отошел» от московской нервотрепки, когда за крамольную статью был уволен из Агитпропа ЦК.
Не стоит пересказывать резкую критику, прозвучавшую в его адрес на XXVII съезде КПСС за «развал идеологии». В результате его не переизбрали в члены Политбюро и даже в ЦК. Со Старой площади Яковлев перебрался в Кремль, став членом Президентского совета. От партийной критики ему удалось укрыться под крылом Горбачева. Нетрудно догадаться, какого рода советы давал Яковлев своему шефу. В канун съезда он признался в интервью «Правде», что еще с 60-х годов начал пересматривать свои взгляды на социализм и стал исповедовать… конвергенцию капитализма и социализма. А мы-то мучились-гадали: куда нас ведут-толкают? Оказывается, к капитализму, заменив его обветшалую вывеску на новую под названием «рыночные отношения».
Многие люди уже в первые годы перестройки забили тревогу, завалили газеты письмами, выражая возмущение насаждением в нашем обществе капиталистических порядков и морали. Большинство «прорабов перестройки» отметали обвинения, говорили об обновлении социализма. Другие, подобно известинцу Александру Васинскому, явно по команде сверху проталкивали идею «терпимости» к чужому мнению, то есть к пробуржуазному сознанию. Когда с 1992 года стало ясно, что рынок – это грабительский взлет цен, не стало слышно голосов проповедников буржуазного «светлого будущего». Словно потеряли они голоса. А ведь какими медовыми трелями заливались, воспевая этот самый рынок. Он, мол, судьбоносный этап в нашей истории, определит будущее не на год-два, а на десятилетия. Он – панацея от всех бед, ему нет альтернативы. Вдумайтесь, вспомните, какие звучали красивые слова и речи: рынок – свобода выбора, раскрытие талантов, самореализация человеческих способностей.
