Короче, как пишет историк Назаров, в Советской России евреи прибрали к рукам «банки и печать». Троцкий, став вторым лицом в государстве, расставлял своих соплеменников во время Гражданской войны на посты командующих фронтами, командиров армий, дивизий, штабов, на Лубянку в ЧК.
Ленин провозгласил честный, отнюдь не популистский лозунг «Земля – крестьянам, фабрики – рабочим!». Надо признать, что крестьянско-рабочий люд не мог стать управляющими банками, заводами. Они были в лучшем случае полуграмотными. Моя мать, внучка крепостной, окончила четыре класса церковно-приходской школы.
Историк Назаров подчеркивает, что западные державы помогали Сталину, ставшему после смерти Ленина у руля государства, осуществлять индустриализацию. Мы расплачивались золотом за поставки машин, тракторов, оборудования для промышленных предприятий. ДнепроГЭС строился под руководством американских инженеров. Соединенные Штаты переживали тяжелые времена, глубокую экономическую депрессию. В СССР выезжали рабочие и специалисты, лишившиеся работы.
До войны с гитлеровской Германией СССР активно перевооружал свою армию, закупал за границей, в том числе в Германии, первоклассное современное оружие. Я был свидетелем закупок у немцев боевых самолетов. В авиаполк воздушных разведчиков я прибыл летом 1941 года и увидел у взлетной полосы бомбардировщик «Доронье» и еще два бомбардировщика. Они были куплены в Германии до войны. Наши авиазаводы стали выпускать «лаги», «яки», «миги», смело вступавшие в бой с немецкими «мессерами». Гитлеровцы продавали свои лучшие боевые истребители, рассчитывая, что «лапотная» Россия не сумеет их скопировать. Видный конструктор Яковлев побывал в Германии на авиастроительном заводе, где его пытались запугать показом новейшего истребителя «Фокке-Вульф-160». Не получилось. «Фоккер» появился в нашем небе только зимой 43-го года и не показал превосходства над «яками».
Вспомним, что мы создали штурмовик «Ил-2», прозванный гитлеровцами «летающая смерть». Вспомним легендарную ракетную установку «Катюша», которую гитлеровцы не смогли скопировать. Вспомним танк «Т-34», быстроходный, маневренный, хорошо бронированный. Мой полк, в котором прослужил все четыре года войны, был вооружен скоростным пикировщиком конструкции Петлякова «Пе-2». Он не уступал в скорости «юнкерсу» и от атак «мессеров» уходил крутым пикированием, имел хорошие моторы, строившиеся по французской лицензии. Он был запущен в серийное производство в 1940 году.
РАЗВЕДЧИКИ
В октябре 1940 года старшина-приемщик в авиаучилище в Ленинграде аккуратно складывал наши чемоданы. И, выдавая новенькие гимнастерки, приговаривал, что мы вернемся за чемоданами года через два, по окончании училища, и нам будет разрешено носить гражданские костюмы. Но он едва ли верил в то, что говорил. Он, как и многие из нас, ждал войны. И все же она разразилась неожиданно.
Разведывательный авиаполк, куда я был направлен, сплошь состоял из загадочных капризных «пешек» (так потом «технари» прозвали в общем-то неплохой самолет «Пе-2»). На его освоение нам дали… одну неделю. Из этой недели один день мы тушили горящие вагоны с гречневой крупой на Белорусском вокзале, подожженные в первую бомбежку Москвы 22 июля. Другой день стояли на карауле. За оставшиеся пять дней мы успели лишь узнать, как заправлять бомбардировщики, – и… на фронт.
На вооружении полка также находился несколько измененный «Пе-3» – вариант истребителя-перехватчика. Сколько пота, обмороженных пальцев, сколько нервов стоил этот «Пе-3», первая моя машина, на хвосте которой я сам вывел белым единицу. На ней сменили шесть моторов, а неисправным оказался фильтр противопожарной системы, о котором мы и не слыхивали. Обнаружили, разбирая винтик по винтику.
У наших летчиков была особая работа. Она не терпела романтики и лихачества. Вылетали днем, в хорошую погоду. В одиночку. На высоте 6—7 тысяч метров пролетали в тылу врага над аэродромами, железными дорогами, укрепленными районами и фотографировали их. Люди с плохими нервами в воздушные разведчики не годились. Еще до подхода к цели по самолету начинали бить зенитки, поднимались навстречу истребители. Бомбардировщик и тот может маневрировать, менять высоту, курс, когда попадает под зенитный огонь. Разведчик – ни-ни. Он словно по команде «смирно!» должен пролететь. Ведь легкий крен приводит к тому, что фотоаппарат оказывается смещенным в сторону. Выходит, зря залез в пекло из огня и стали. Горячая голова тоже не нужна воздушному разведчику. Ему запрещено вступать в бой с истребителем. Позорно не позорно, а его задача – при первой же опасности уходить от врага. Он обязан вернуться с разведданными. Строго наказывались те, кто вступал в бой, даже если сбивал «мессершмиттов». И наоборот, героем эскадрильи стал летчик Власов, который удрал-таки от фрицев и, раненный, привел самолет на аэродром.
Мелах и другие мои летчики, завидев «мессершмита», обычно пикировали и уходили от врага на бреющем полете. Однажды летчик по прозвищу Петюнчик тоже прошелся на бреющем. Никто об этом лихачестве не узнал бы, если бы он не прилетел без… крыла. Сказал, что гнались за ним фрицы, на выходе из пике малость саданул крылом кудрявую. Вот и все! Командир эскадрильи тут же объявил ему благодарность. А позже выяснилось, что не было никаких фрицев. От великой радости оттого, что впервые выполнил боевое задание, промчался Петюнчик над лесом и задел березу. Его должны были судить, но судьба распорядилась иначе. Вскоре он полетел на очередное задание на моем втором самолете и не вернулся. Последняя его радиограмма гласила: «Перешел линию фронта. Все в порядке».
Мой новый самолет с белой тройкой на хвосте тоже жил недолго. Кстати, последняя телеграмма, переданная с его борта, состояла из тех же самых слов: «Перешел линию фронта. Все в порядке». Передал ее Герой Советского Союза Валентин Сугрин. Если в истории с Петюнчиком совесть моя была спокойна, то на этот раз я переживал смятение в душе. Дело в том, что Валентин летел домой над своими. Значит, подвели моторы! Поздно ночью явились Сугрин, штурман и стрелок. Забинтованные. Да, они перешли линию фронта. Да, все было в порядке. Задание выполнили на «отлично». На радостях решили дать кружок над горящим Витебском (с его освобождением началась знаменитая Белорусская операция в июне 1944 года). Сколько месяцев наши разведчики следили за этим городом, сколько потеряли экипажей, фотографируя эту крепость. И вот она пала. Как не радоваться? Только в центре Витебска еще отстреливались недобитые зенитчики. И полоснули по Сугрину. Моя третья «пешка» вспыхнула как свечка. Хорошо, что спланировали к своим.
Но я не рассказал о конце моего первого «Пе-3». На нем летали многие прославленные летчики, некоторые, как Е. Мелах и А. Попов, стали Героями Советского Союза, первыми героями в нашем полку. Когда зимой 1942/43 года после тяжелых двухмесячных полетов на разведку в эскадрилье остался один экипаж Мелаха, из главного штаба пришла телеграмма: «Боевые вылеты прекратить. Беречь опытные кадры». Весной прибыло пополнение: молоденькие младшие лейтенанты, летчики и штурманы – худенькие и низкорослые. Не чета статным опытным летчикам первого года войны. Среди них летчик Иван Голубничий и штурман Юрий Дерябичев. Во время одного из учебных полетов они, тогда неопытные птенцы, заблудились и сообщили: кончается бензин, садимся на запасной аэродром. Какой – сообщить не успели. Сутки прошли – нет ребят. Мой легендарный «Пе-3», сделавший свыше ста боевых вылетов, находился в это время вроде в отпуске, а возможно, его хранили как редкий случай самолетной живучести. Я и мои мотористы, вымотавшиеся за два месяца, заслуженно отсыпались. И вдруг приказ: «Готовь машину!» Полетел сам командир эскадрильи на розыски Голубничего. Он облетел несколько аэродромов, садился и взлетал много раз. «Пешка» – капризный самолет, особенно при посадке, скорость у него больше, чем у истребителя. И вот к вечеру пришла страшная весть: при посадке мой «Пе-3» разбит на кусочки. А командир? Цел, как в авиационной пословице: самолет – в дым, экипаж невредим.
