На самом же деле Елена, повторюсь, – сама доброта. Иногда я ревную ее за доброе отношение к сирым людям, хотя никогда не ревновал к другим мужчинам, что ее здорово удивляло.
О доброте, порядочности, нравственности Елены можно писать много. В церковь на богослужения она не ходила, но свечки за родственников и знакомых ставила регулярно. Проводила много часов на кладбище, ухаживая за могилами матери и многих покойных родственников и знакомых. Усталая, она под вечер еще обзванивала стариков, справлялась о здоровье.
Когда я ухаживал за Еленой, цветов не дарил. Тогда они были редкостью. Зато дарил теплые чулки, чтобы невеста не простудилась зимой во время долгих встреч и прощаний. И подарки уже жене не дарил. Предлагал истратить сколько душа желает, на что хочет. Благо в доме, когда я стал журналистом, всегда водились деньги. Я считал, что обоюдный рационализм – лучшее средство, цементирующее семейные узы. Я подарил Елене дорогую английскую шубу, как обещал, если родит сына. Она ее не носила и продала. Я не обиделся, напротив, был рад. В шубе моя стройная жена выглядела дородной дамой. А мое кредо: женщина отличается от мужчины изящной фигурой, отточенными, овальными линиями. Я всем твердил, что моя Елена – самая красивая женщина в мире. В глазах некоторых видел несогласие, но вслух его сказать никто не осмелился.
Да, жена должна быть симпатичной и веселой. Как моя! В нашем доме никогда не было скучно, телефонная трубка накалялась от громкого голоса тещи и Елениных пересудов с тетками и подружками. Веселая история или свежий анекдот моментально распространялись по телефонной линии. Сам не люблю телефон, на работе он трезвонил постоянно и по делу, и по пустякам. Телефонные книжки моей тещи и жены испещрены номерами. Их число постоянно увеличивалось. Теща считала за честь навести справку для зятя, где купить запчасти для «Волги», или для дочки: где идет новый фильм. К Елене тянулись люди, с которыми она знакомилась в местах отдыха, на вечеринках. И когда в доме не слышно ее громких телефонных разговоров, я тревожусь: не заболела ли, а может, устала… Мы оба считаем себя счастливыми, прожившими жизнь в благополучии, без ссор.
С годами пылкая, страстная любовь сменяется особой привязанностью. Не сделаю открытия: гораздо ценнее, когда ты и чувством, и умом, и особым инстинктом знаешь, что никогда – ни в радости, ни в беде – не покинешь любимого человека. Елена не признавалась мне в горячей любви. Но она подчеркивала, что уважает меня как мужа и отца ее сына. А это для нее превыше всего. И вот недавно, когда, казалось, чувства мои поутихли, мне стало ясно, что я снова начинаю смотреть на жену юношескими влюбленными глазами. Но это чувство вызвала не молодость – ее уже нет, а безотказность, с которой Елена ухаживала за мной и сыном. У меня появилось даже чувство жалости, что она так убивается ради нас. Я никогда не видел ее праздной – всегда занятая делом, жизнерадостная и веселая.
Мы оба давно пенсионеры, но говорить о заслуженном спокойном отдыхе не приходилось. Наше поколение оплевали, оболгали, душевно ограбили. И возмущали не только наглая ложь и клевета, а вседозволенность и разгул «демпрессы». Критику воспринимаешь спокойно, когда тебя критикует умный, морально чистый человек. Но когда поучают люди, загнавшие страну в тупик, опошлившие все на свете, хочется воевать.
Я редко помогал жене по хозяйству. Она это терпеть не может и обычно выгоняла меня с кухни. Но я всегда был при деле: то запаивал ее лопнувшее колечко, то чинил телефонную трубку, то склеивал разбитую тарелку, то устранял течь в водопроводе… Мужчина, я твердо уверен в этом, должен быть мастером на все руки. Чего только я не сделал для моей дорогой жены, для сына, для тещи! Ведь я умел клеить обои и писать памфлеты, регулировать клапаны и переводить на английский язык, играть на пианино, работать дрелью, электролобзиком, класть кафель…
Я часто рассказывал сыну Андрею про нашу с Еленой свадьбу. Ее сыграли в просторной четырехкомнатной квартире профессора Страментова на улице Чкалова, дом 14/16, где тогда селилась московская элита. Кроме многочисленной родни Зуевых пригласили всех Елениных подружек-студенток, а также весь иностранный отдел «Комсомольской правды», где я работал после окончания института. Чтобы всех рассадить за свадебным столом, пришлось тащить из ЖЭКа деревянные скамейки. Кроме профессора, хозяина квартиры, присутствовали два незнакомых генерала с женами. Их пригласил тесть, откликнувшись на мою шутку: «Все хорошо, но какая же свадьба без генерала!»
То был 1954 год. Стол ломился от домашних пирогов, осетрины, икры, крабов, домашних соленых огурчиков и капусты. Шампанское, коньяк, водка разных марок, пиво, соки… И все по сходной, доступной цене. На пятом году перестройки, когда ничего этого не стало в продаже, думал: «Неужели моя роскошная свадьба была не сказка?» Нет, не сказка. Люди со скромным достатком, сэкономив, играли пышные свадьбы, жили хорошо. Радовались, веселились, как умели, да и работали добросовестно. Рожали детей и не думали, что их нечем будет кормить. Не боялись, что младенца заразят СПИДом в роддоме. Не предполагали, что вскоре смертность русских превысит рождаемость. Ужас какой-то!
Помнится, в квартире Страментова мы прожили несколько дней. Убирались, относили скамейки в ЖЭК, доканчивали провизию, которую запасли с лихвой для свадебных гостей. Целовались-миловались и вспоминали, кто что подарил.
ОСКОЛОК БРИТАНСКОЙ ИМПЕРИИ
В 1975 году Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию о суверенитете и независимости Белиза. На торжества по случаю провозглашения независимости в сентябре 1981 года из Мехико прибыл советский посол Ростислав Александрович Сергеев в сопровождении корреспондентов «Известий» и Центрального телевидения. Гостей поселили в «резиденции» – не поверите! – в небольшом дощатом домике на высоких сваях.
Поначалу казалось, что наше путешествие не принесет никаких неожиданностей. Но вот перед нами предстал первый поселок Белиза. Как необычно выглядят его жители и их жилища! В отличие от соседей-мексиканцев многие белизцы… чернокожие, высокие и стройные, как африканцы из племени масайя. А их дома – легкие деревянные постройки на редких сваях – наводили на мысль, будто мы очутились на одном из островов… Индонезии. Позже, беседуя с жителями, мы узнали, что территория Белиза, расположенная в низкой прибрежной долине, подвергается постоянным разрушительным наводнениям. Их приносят ураганы, бушующие в Карибах. Один такой ураган в 1931 году почти полностью смыл самый крупный город – столицу Белиз-Сити. После этого столицу решили перенести в глубь страны, за 80 километров от моря, и назвали ее Белмопан.
А Белиз-Сити вновь застроился домиками на сваях, достигающими четырехметровой высоты, а порой и того больше. Они помогают пережить пору наводнения, а также спасают от нашествий змей и других непрошеных гостей. Кроме того, продуваемые бризом деревянные полы не так быстро гниют. Большинство домов в городе выглядят убого. Видимо, их обитатели экономят средства для самого насущного и не имеют возможности хотя бы покрасить черные, потрескавшиеся от времени доски. Из окон выглядывают сгорбленные старики и старухи. По хаотически извивающимся улочкам бродят нищие. Автомашины, двигаясь по немощеным мостовым, поднимают пыль. Мы не увидели ни одного светофора. На перекрестках у водоразборных колонок стояли с ведрами женщины. За их юбки цеплялись голые малыши, согреваемые солнцем тропиков. Лишь центральная Альберт-стрит выглядит настоящей городской улицей с асфальтированной мостовой и тротуарами. На первых этажах домов расположены мелкие лавочки, торгующие очень дорогими заморскими товарами. Своих товаров Белиз почти не производит.
