Ловкачи в политике способны, используя одни и те же факты, делать выводы, прямо противоположные точке зрения оппонента. Этим фокусом ловко пользовались перестройщики и театральные режиссеры, заявляя о новом прочтении материала. Мемуаристы также далеки от первоначальной действительности, ибо накладывают на прошлое свое сиюминутное ощущение. Поэтому, я думаю, что строки из моего старого дневника придадут больше объективности в оценке личности Алексея Аджубея:
Редакцию посетил депутат-лейборист Фрэнк Аллун, мой старый знакомый. Алексей позвал меня на беседу с ним в качестве переводчика. По тому, как Аджубей рассказывал о нашей внешней политике, можно было судить, что Алексей из репортера «Комсомолки» вырос в крупного государственного деятеля. Признался, что «Известия» для него пройденный этап, вскоре ему исполняется сорок лет.
5 ноября 1963 года
Когда в промежутках между поездками в загранкомандировки Алексей появляется в редакции, то заводит разговор о «втором шаге». Первый шаг был сделан вскоре после его прихода. Газета получила статус массовой, всенародной, с большим тиражом. На днях он провел совещание под девизом «Пересмотреть одежду из рубрик». Аджубеевскую идею моментально подхватил Стуруа. Появились рубрики: «Их мнение», «По ту сторону».
11 ноября 1963 года
Алексей снова отсутствует. Заседает на Пленуме ЦК, который обсуждает вопрос о «Большой химии». Стоящее дело. Предполагается выделить 42 миллиарда рублей за семилетку. Видимо, лед тронулся после наших справок из лондонского посольства. Мы сигнализировали, что Англия обгоняет нас по развитию химических заводов, производящих синтетические материалы, в том числе для потребительских товаров, тканей, пластмассовых изделий.
13 декабря 1963 года
Артур Поднек, помощник Аджубея, вручил мне инструкцию на английском языке по обслуживанию заграничной автомашины «Фиат-Насер». Эту машину подарил Аджубею президент Египта во время визита Никиты Хрущева в Каир по случаю пуска Асуанской плотины. Мне предстояло изучить инструкцию и рассказать, как эксплуатировать дареного коня. Аджубей обратился ко мне, ибо считал меня специалистом автодела. Однажды я выступил в газете с подвалом на тему безобразного регулирования движением транспорта в столице. Рассказал, как организовано автодвижение в Лондоне. После критического материала в аджубеевскую газету зачастили с визитами высшие чины московского ГАИ, правила движения были пересмотрены с полным учетом моей критики. Что касается инструкции по эксплуатации «Фиата», то она мало чем отличалась от наставления для «Волги». Разве что на «Фиате» стоял шестицилиндровый мотор, чаще надо было смазывать карданный вал.
7 июля 1964 года
Вернувшись из поездки в ФРГ вместе с сопровождавшим его Ледневым, Аджубей резко переменился. Стал раздражительным, несдержанным. Таким мы его никогда не видели. Кричит: «Я еще главный редактор!» С чего бы это? Немецкие журналы пишут, что Аджубей в многочисленных интервью наболтал лишнего, вызвал гнев лидеров ГДР и Польши. Вполне допускаю, ибо Алексей, выпив, становится слишком откровенным. Конечно, Валерий Леднев должен был сглаживать его заявления при переводе на немецкий, но ведь сам мастак выпить. Говорят, Аджубей поссорился с нашим послом в Берлине Абрасимовым, типичным партаппаратчиком, и тот настрочил в Москву «телегу».
1 сентября 1964 года
Был солнечный осенний день. После утомительного дежурства хотелось подышать свежим воздухом, и я остановился перед газетным стендом у входа в редакцию. Едва посмотрел на заголовки, как кто-то стукнул меня по спине и крикнул: «Чудак, нашел время читать газету. Слышал? Аджубея сняли с работы?» Поспешил в отдел. Там ребята уже обсуждали чрезвычайную новость. Говорили, что Алексей ходит по отделам, прощается со всеми. И вскоре, правда, зашел к нам. Немного уже осунувшийся, пытался шутить. Николай Кузнецов ошарашил его вопросом: «Где вы будете теперь работать?» «Сам не знаю», – ответил Аджубей и стал прощаться.
15 октября 1964 года
Аджубей покинул редакцию и вскоре меня вызвали в кабинет нового главного редактора Владимира Ильича Степакова. О нем мы знали лишь один факт: он из работников ЦК. Степаков беседовал с секретарями партгрупп различных отделов, в том числе был вызван и я. Спросил меня об обстановке и сообщил, что будет представлен коллективу известинцев. Длинную речь не собирался произносить, заметил, что нужно время готовиться, поскольку «Известия», как его информировали, буржуазная газета. Я улыбнулся и сказал, что это большое преувеличение. Когда все собрались в актовом зале, Степаков сообщил, что к Аджубею нет претензий как к главному редактору газеты, однако он допустил грубые ошибки в политической деятельности во время зарубежной поездки.
16 октября 1964 года
Владимир Ильич, наш новый главный, оказался человеком с юмором. Редакцию посетила Индира Ганди, тогда министр информации. Молодая, красивая. Визит устроил индийский посол в Москве, который дружил с руководством «Известий». Индира пришла с переводчиком, но Владимир Ильич пригласил меня для страховки. Приветствуя Индиру, он сказал:
– Я, конечно, не тот Владимир Ильич…
Индира улыбнулась и спросила в лоб:
– А где сейчас Аджубей? Говорят, что он в ссылке, в Сибири. А еще пишут, что его казнили…
– Вот как! Это злые языки выдумали. Он жив, здоров, будет работать в Москве. Сегодня был в «Известиях», оформил отпуск. Никто не собирается его наказывать.
17 ноября 1964 года
Степаков заявил, что не отличается крепким желудком, не пьет. Но согласился прийти в облюбованный нами ресторан «Арагви» на журналистские проводы: Стуруа уезжал в Лондон, а я в Гавану. Увы, Аджубея, который подписывал документы о направлении нас собкорами, на проводах не было. Мне вспомнилось, что однажды во время очередной вечеринки в «Арагви» Алексей здорово напился и вдруг вскликнул: «Ну, сколько можно пить! Давайте займемся делом». Кто-то пьяный выкрикнул: «Давайте проведем партсобрание!» Все дружно хихикнули. Однако Аджубей прервал смех: «А почему бы и не провести? Предлагаю повестку дня: Можно ли послать за границу… Мэлора Стуруа». Все словно протрезвели и начали обсуждать таланты и недостатки Мэлора.
20 ноября 1964 года
Аджубей правил материалы лихо, имея крепкую защиту в лице тестя Хрущева. Будучи редактором отдела литературы «Комсомолки» (назначен вскоре после смерти Сталина), он допустил серьезный прокол, за который обычно снимали с редакторов. Но Алексей был непотопляем. Работая уже главным редактором «Известий», Аджубей загодя получал длинные речи Хрущева у помощников руководителя страны. «Правда» лишилась монополии печатать первой важные государственные документы. Аджубеевская «независимая народная» обошла главную партийную газету страны по тиражу, позволяла себе критиковать всех и всякого, кроме… Моссовета и министерства финансов. Согласно джентльменскому соглашению, добрый дядя, председатель Моссовета В. Промыслов не обижал нас, журналистов, и рабочих типографии «Известия», выделяя лучшие новые дома в столице, что позволяло Аджубею переманивать ценные кадры. А минфин и внешнеторговое ведомство жаловали «Известия» валютой для приобретения импортного типографского оборудования или письменных столов для журналистов. Этот негласный принцип «ты мне, я тебе» не был связан с махинациями. Отнюдь. Дома выделялись законно в счет средств, внесенных издательством на жилищное строительство, валюта также строго по утвержденной смете. Разве лишь дома были не панельные пятиэтажки, а кирпичные и в хорошем районе, а валюта предоставлялась раньше, чем другим.
