Близкое общение с председателем Моссовета родило у Аджубея идею архитектурно украсить Пушкинскую площадь. Благо давно созрел план построить новое административное здание редакции. Решено было воздвигнуть, как у них там «за бугром», небоскреб. Для одной редакции с числом журналистов чуть более 300 душ небоскреб был явно велик. Аджубей обещал, что займет часть здания, остальное будет отведено под Всесоюзный дом прессы. Великолепно! Архитекторы начали работать над проектом, коллектив известинцев погрузился в горячую дискуссию, каким будет наш новый дом. Вы не догадываетесь, почему на Пушкинской площади нет небоскреба? Почему вместо него стоит здание редакции «Известий», не выше других в округе? После отставки Н. Хрущева Промыслов еще долго оставался председателем Моссовета и приказов о запрещении небоскреба не отдавал. Правда, он провел решение о «единстве архитектурного стиля» в центре столицы, запретив строить дома выше красного здания Моссовета.
В Москве одно время поговаривали, что Алексей займет кресло министра иностранных дел. Непостижимо – министр в сорок лет! Жаль, не вышло, сболтнул лишнее в ФРГ. Освободили его от руководства «независимой народной». Сохранили квартиру, дачу, спецполиклинику, спецсанатории. Зачем унижать? Серый кардинал Михаил Суслов отправил Аджубея очеркистом в журнал «Советский Союз». Там он много писал, но подписывать материалы своим именем ему не позволялось. Этим наказанием Суслов, видимо, хотел задушить в Аджубее самолюбие.
Валя Леднев ушел (или его ушли) из редакции. Он рассказал, что случилось в поездке в ФРГ. Аджубей на провокационные вопросы немцев высказывался весьма неосторожно. Его спросили: «У поляков на гербе один орел смотрит на Запад, другой – на Восток. Вы не боитесь, что Польша отвернется от Советского Союза?» Аджубей ответил: «Не боимся. Если потребуется, оторвем головы у обоих орлов!» Посол СССР в ГДР Абрасимов пригласил Аджубея на обед, хотел поговорить с глазу на глаз как члены ЦК. Алексей заартачился, сказал, что согласен отобедать только, если пригласят и сопровождавшего его Леднева. Посол уверял, что Леднева накормят, как положено, но Аджубей уперся. Видимо, был еще во хмелю. И наверняка не знал, что Абрасимов был одним из активных участников смещения Хрущева.
16 февраля 1965 года
Известинцы
Годы, события, люди. Не собираюсь писать обо всех товарищах, друзьях, сослуживцах по «Известиям». Упомяну лишь тех, кто оставил о себе память своими книжками. Они хранятся у меня дома и были подарены, как только выходили в свет. То были, как правило, сборники очерков и репортажей, первоначально опубликованных в «Известиях», затем расширенных и обогащенных для книжного издания.
Воспоминаю без какой-либо системы, просто с книжки, что оказалась на полке первой в ряду других. Автор – Николай Хохлов, который клепал свои книги, как пекарь печет блины. Хохлов умер задолго до перестройки, но мог бы служить наглядным примером для ее прорабов. В том смысле, что жил вне рамок уравниловки, умел проявлять личную заинтересованность. И никакой развитый социализм не был ему помехой. Однажды мы взбунтовались и потребовали от начальства заставить Хохлова хоть раз подежурить. Это был первый и последний раз. То ли умышленно, то ли по халатности он пропустил грубейшую ошибку. Начальство сумело ее заметить, схватилось за голову и приказало больше никогда не допускать Хохлова к талеру. Тот был очень рад такому стечению обстоятельств.
Годами он просиживал в кабинете, любил позубоскалить на счет власть имущих, иногда пофилософствовать, подкрепив свои доводы строчками из Пушкина и Лермонтова. Декламирование стихов классиков было хобби не только Хохлова, но и его товарищей – С. Кондрашова и В. Осипова. Иногда их можно было видеть соревнующимися в цитировании Пушкина.
Хохлов писал книги с увлечением и почти все на африканские темы – от «Бурлящего Конго» до «Паруса Танганьики». Аджубей, как в цыганском романсе, его «любил и ненавидел». Ценил его репортажи из горячих точек Африки и возмущался отлыниванием от основной работы. Хохлов внешне был похож на хитроватого русского мужичка, скорее купца или кулака. Он и тогда жил как бы в условиях рыночных отношений.
Викентий Матвеев был несколько моложе, но также «писучим» журналистом. После аджубеевскй перестройки иностранных отделов Викентий, наряду с В. Кудрявцевым и Н. Поляновым, стал политическим обозревателем. Злые языки утверждали, что Аджубей выдумал институт политобозревателей, чтобы убрать с должности редактора иностранного отдела Кудрявцева и посадить на его место М. Цейтлина. Чтобы не ущемлять материального положения Кудрявцева, всем политобозревателям учредили привилегии членов редколлегии – 500 рублей зарплаты, спецполиклиника, спецдача, спецбуфет, спецпаек и черная «Волга».
Договорились, что обозреватели не будут получать гонорар за опубликованные в газете статьи. Каждый из них был способен строчить по подвалу ежедневно. Особенно плодовитым был Полянов, который обычно диктовал машинистке свои обзоры. Джентльменское соглашение просуществовало лишь некоторое время. Тут тоже не пахло социалистической уравниловкой.
Матвеев писал обзоры размашистым, почти детским почерком. Мы познакомились с ним в Англии, где он представлял «Известия». В то время в капиталистических странах работало мало советских корреспондентов. Викентий печатался с большими материалами, а я в «Комсомолке» короткими репортажами, зато чаще. Викентий жил в старом лондонском доме с садиком. И однажды здорово нас удивил: купил туристическую палатку, расставил ее в садике и спал в ней с неделю. Потом, вернувшись домой в Москву, он все отпуска проводил в турпоходах, часто в горах. Низкорослый, жилистый, он отличался трудоспособностью, защитил кандидатскую диссертацию и на ее основе издал книгу «Империя Флит-стрит». Викентий освещал важные государственные визиты и был в команде журналистов, сопровождавших Хрущева в поездке в США. В большой группе авторов, включая Аджубея, писал книгу «Лицом к лицу с Америкой» и был удостоен Ленинской премии. Увы, потом бóльшую часть творческой жизни ему было неудобно подписывать свои материалы громким званием. И только мы, старожилы «Известий», помнили об этом факте. Викентий отличался аккуратностью, дисциплиной, это был порядочный человек.
Матвеева в Лондоне сменил Владимир Осипов. Мы подружились. На первых порах я помогал ему обжиться, приобрести новый автомобиль. Вместе разъезжали по стране. Дружили и после того, как я перешел на работу в «Известия». Одно время Владимир предложил мне поселиться в его квартире на Кутузовском проспекте, пока он находился в Лондоне. Мой тезка писал отлично, обладал талантом аналитика. В его обзорах и репортажах словам было тесно, а мыслям просторно. Но его характер был колючим, из-за вычеркнутой строчки он мог закатить скандал. Жизнь Владимира оборвалась глупо и очень рано. Инфаркт на 48-м году жизни. Наверное, его могли спасти. Вызванная неотложка 4-го Управления приехала спустя сорок минут: долго искали его лечебную карту.
Ничто, казалось бы, не омрачало благополучной жизни Осипова. Наверное, он переживал, что мало поработал в Канаде, где ему нравились порядки, но раньше срока пришлось уехать. Неожиданной была для него и лондонская замена. И мы недоумевали, почему Аджубей решил отозвать Осипова и послать вместо него Стуруа. Тому виной – несложившиеся отношения Володи с главным. По этой же причине он перешел на работу в журнал «За рубежом» и вернулся в «Известия» после того, как главным редактором стал Лев Толкунов. Осипов рассказывал мне пренеприятную историю о том, как приезжавший в Лондон Аджубей зашел в магазин и соблазнился дорогой шапкой. В шутку или всерьез намекнул на подарок. Шапка стоила четверть месячной зарплаты Владимира, и он счел такой подарок взяткой. Хоронили Осипова на Кунцевском кладбище. Перед гробом не несли красную подушечку с орденами и медалями. Он их заслуживал.
