— Там есть плед. Дай ей, девушка совсем продрогла.
Мужчина нахмурился, но в несколько шагов преодолел расстояние, минуты не прошло, как на мои плечи опустилось спасительное тепло мягкого шерстяного одеяла. Я приняла его, с тихим «спасибо» и укуталась. Но до того, как его накинули на мои плечи, право, даже не заметила, что дрожу от холода.
— Не ждал я такой встречи, Лобелия. — Сказал Генрих, как-то по-особенному выделив мое имя.
У меня не было слов. Точнее они были, но присутствие постороннего сдерживало меня. Что я могу говорить при Анрате, а что нет? Ах, да что я вообще могу сказать Генриху после всего, ведь фактически это из-за меня дракон в осаду взял столицу его королевства!
— Луциан, что с ним? Где он сейчас? — выдавила я наконец из себя. Голос мой осип от волнения или быть может холода…
Генрих смерил меня внимательным взглядом и указал жестом на диван, приглашая присесть. Я же зачем-то посмотрела на командующего гарнизоном, будто мне требовалось его одобрение. Одернула себя и понуро заняла место, что было ближе к камину и дальше от холодного окна. Генрих не сел в кресло, лишь облокотился на него сзади, сложив руки на спинке. Будто защищался от меня или тем самым возводил преграду.
— Луциан у Банагора. — Ответил он наконец. И поспешно добавил. — Жив, насколько я могу судить по требованиям змея, что были выставлены вчера.
Я дернулась и поборов робость заглянула ему прямо в глаза. Мне было мало слов, хотелось найти им подтверждение и в его мимике, жестах. Хотелось знать, что мне не врут, чтобы успокоить.
Но были ли у Генриха причины обманывать меня? Ах, о чем это я. Такое чувство, что у всех в Эвеноре есть на то причины, так чего же королю отступать от сложившихся правил?
Но он не врал.
— Драконы держат слово, а он обещал не тронуть никого из пленников, если я выдам тебя или соглашусь решить дело поединком.
— Что ж… я здесь. — Сказала я и не узнала свой голос.
— Это неважно. — Вдруг ответил он. — Я уже принял второе предложение. Мы будем биться на рассвете и то что ты сегодня… — Он замолчал и только тяжело вздохнув, будто ища в себе силы, спросил. — Зачем ты здесь, Лобелия?
Я растерялась даже больше не от его слов, а от того, как он их произнес. В глазах короля плескалась плохо сдерживаемая злоба, а пальцы его нервно постукивали по резной спинке кресла перед ним. Большие, сильные руки будто хотели сжаться в кулаки, так напряжено было их положение — волны гнева, исходившие от Генриха Третьего ощущались остро и внушали страх.
Я была безусловно замешана в случившемся, но неужели так уж виновата? Неужели он этого не понимает?!
— Генрих, не нужно этого делать. Я пришла сюда именно за тем, чтобы все прекратить! Вы не должны страдать, никто не должен был. Отдай меня ему и… давай покончим с этим наконец. — Произнесла я на едином вдохе, лишь к концу, не совладав с эмоциями и дрогнув.
Внезапно Генрих рассмеялся… он тихо хохотал, прикрыв ладонями глаза и затем полностью скрыл в них лицо. А когда отнял руки от лица, я увидела, что в глазах его стоят слезы. Король выглядел так, словно в одно мгновенье лишился разума.
— Лобелия, ты идиотка? Какого демона ты явилась сюда, что тебе не сиделось у эльфов? Ты что же, все еще не понимаешь, что наделала? Да ты… — Он распалялся, переходя на крик. — … да ты же преподнесла ему себя на блюде!
Потеряв дар речи, я вжалась в спинку дивана и сильнее обхватила себя — с Генрихом творилось что-то страшное!
— Откуда взялся этот жертвенный бред? Ты что же, не видишь на что идут все вокруг? А ты просто взяла и обесценила все вот так просто явившись сюда среди ночи! Он ведь не получил бы тебя, даже если бы я умер завтра под стенами, даже если бы мы все умерли завтра!
— Но никто не должен умирать! Что ты такое говоришь? Зачем вообще кому-то умирать из-за меня?
— Причем здесь ты, Лобелия! Мы бы умерли не за тебя, а за Розамунд, Ильсур и весь Эвенор! Он ведь не просто так хочет именно тебя, он ждет что ты родишь ему Обещанного Вестника, разрушителя миров. Он считает, что именно ты и он, те чудовище и дева из предсказания о конце времен!
— Что? — Только и удалось выдавить мне из себя, а перед взором точно сгустился дым от трав, сжигаемых в жаровне душного шатра госпожи Моанис. И утробный старушечий голос прохрипел в самые уши: «…ты зачнешь, понесешь и родишь, но не дочь, как завещал тебе Эвандоэле, а сына. Проклятье твое падет не исполненным, поглощенное еще более древней магией и от того скорбит мое сердце, но не это страшит меня более всего — мир изменится. А в какую сторону, решать будет уже не тебе и не мне — вот чего боюсь»
— Какое предсказание? — Давясь слезами спросила я, под испепеляющим взглядом короля.
Генрих точно сошел с ума, потому что вместо вразумительного ответа вдруг продекламировал мне детскую считалочку:
Чудовище — на морде кровь
Найдет себе свою любовь
И дева, что прекрасней нет,
Произведет дитя на свет
Что встанет у конца времен,
У красно-золотых знамен.
Обещан Вестник и венец,
Лишь на чело его отец
Опустит, руки возложив,
Тот будет мертв — а этот жив!
Разверзнет тьма, погаснет свет
Конец времен всему ответ!
— Генрих, это детский стих… — тихо плача выдавила из себя я, — мы с его помощью воду в салочки определяли или выбирали, кто пойдет воровать с кухни булочки…
— Это легенда об Обещанном Вестнике, которую кто-то переложил на дурацкий детский лад, именно затем, чтобы она уж точно не потерялась в веках! — Жестко ответил мужчина и с силой оттолкнул от себя кресло, так что то долетело почти до самого камина.
Я сжалась на диване, закрыв голову руками. Но он не пошел ко мне. Вовсе не собирался бить меня — только взбешенно прошелся по комнате взад-вперед, точно искры взметая под своими ногами, и обратился к начальнику гарнизона:
— Все готово?
— Да, мой король.
— Зеркало?
— Уничтожено, сир. — Незамедлительно ответил мужчина.
Генрих сжал переносицу пальцами, точно мучился нестерпимой головной болью. Помолчал закрыв глаза, перевел дыхание.
— Завтра на рассвете Кейлию со служанками… одной служанкой и десятью лучшими из отряда Корвена Дайка выведи через темницы к бухте. Пусть отсидятся там, а если не пошлю за ними, как стемнеет отправляются в Манолу. Бумаги я напишу, король Тарлен мой дядя, он защитит ее или поможет спрятаться, если вдруг того потребуют обстоятельства.
— Да, мой король. — Отозвался командующий Анрат, приглушенно и опустил взгляд, прекрасно осознавая, о чем именно распоряжается Генрих.
— А эту… — Он посмотрел на меня устало, но в том взгляде уже не было злости. Скорее сожаление. — Запри в башне и приставь кого-нибудь из тех, кому доверяешь. Пусть убьют, если я сам не поднимусь в темницу после поединка.
