Разбудил меня нежный переливчатый звук.
«Птица?» – сквозь сон подумала я.
Перевернулась на другой бок и накрыла ухо подушкой.
Но приятная то ли песня, то ли мелодия продолжала звучать, и я села в постели. Часы на тумбочке (в ночное время экран у них всегда темный) сейчас мигали зелеными цифрами: «1.52».
Что за чертовщина? Очередное восстание машин?
Или – я тревожно спустила ноги с кровати – что-то с Маришкой и Дом меня предупреждает?
Накинула халат. Машинально отметила: свет в комнате – несмотря на то, что началось движение, – не включился. Лишь в коридоре горел – но еле-еле, тускло.
Я примчалась в дочкину комнату. Маришка уютно свернулась калачиком, дышала легко, улыбалась во сне.
Я тихонько вышла. Как только закрыла за собой дверь, опять раздалась давешняя переливчатая мелодия. Пока я была в своей спальне, казалось, ее издают часы. Но сейчас музыка доносилась откуда-то снизу.
Я быстро сбежала по лестнице на первый этаж и поняла: песенка играет в мониторной.
В сердце кольнул страх. Кто-то вошел на территорию? Но Манол обещал мне в подобном случае яркий свет на участке, сирены, собачий лай и немедленный вызов полиции. Однако сейчас все кругом тихо. Музычка о каких-то неполадках в электронике предупреждает?
– Ну, тут от меня, милый дом, толку мало, – пробормотала я.
Но в мониторную вошла. И сразу увидела: светятся сразу четыре экрана. Все они показывают участок. На первый взгляд все во дворе мирно. Однако внизу каждого экранчика мерцает тревожная надпись: «Ворота отперты, сигнализация отключена».
Я вцепилась в столешницу. Руки дрожали. Где обещанная тревога? Где охрана или полиция? Вызывать ее, как тут говорят, мануально? Но каким образом? Манол не объяснил, сказал, если что – система сама сработает.
Или это просто очередной электронный глюк?
Я до рези в глазах вглядывалась в экраны и не видела никого.
Но вдруг показалось: за спиной что-то скрипнуло.
Я в ужасе обернулась. Никого. Но в коридоре что-то щелкнуло… а потом зашелестели шаги.
Первым желанием было метнуться под стол, схорониться. Молить всех богов, чтобы меня не заметили. И я уже бросилась прятаться. Но тут в голове стрельнуло: «Очнись, мамаша! У тебя дочь!»
Страх лично за себя немедленно улетучился. Я пулей выскочила из мониторной – и нос к носу столкнулась с женщиной.
В коридоре немедленно – будто театральную мизансцену готовили – полыхнул яркий свет.
– Лариса… – пробормотала я.
И отступила. Инстинктивно. На ней плащ. Летом. Зачем? У нее оружие?! Кому она хочет мстить? Только мне? Или беззащитной Маришке?!
Бежать – наверх, к дочери? Или нападать первой?
Лицо у Ларисы злое. Но какое-то… слегка неуверенное. Словно еще не решила, не поставила запятую в сакраментальном: «Казнить нельзя помиловать».
И я сама не поняла, как с языка сорвалось:
– Чаю хотите?
У меня и мысли не было, что она согласится. Просто хотела ошеломить, выбить из колеи.
Цели, может, и не достигла, но, по крайней мере, Лариса не схватилась за пистолет и не кинулась на меня с кулаками – прямо сейчас.
А пока она не решила, что делать, я торопливо начала:
– Лариса, просто замечательно, что вы пришли, я давно вас искала, хотела поговорить.
Она не сводила с меня глаз, и я затараторила еще быстрее:
– Я никогда не хотела отбивать у вас мужа.
– Да неужели? – Ее первая, исполненная горькой иронии реплика.
– Но вы ведь сами видите: он на мне не женился. За столько лет! Он предан вам, предан детям. И не хочет развода. А я… я тоже поняла, что нельзя разбивать чужую семью.
– Ты родила от него дочь. Восемь лет назад. – В Ларисином голосе звучало искреннее презрение.
– Да. Я сволочь и гадина. Я была не права. Так получилось. Но, видит бог, я раскаиваюсь. И весь последний год пытаюсь уйти от Максима. И ушла бы. Но у дочери нашли астму, и мы…
– Слушай, хватит, а? – тоскливо оборвала Максова жена.
– Нет, не хватит.
Я говорила и постепенно перемещалась спиной к лестнице на второй этаж. Закрывала своим телом дорогу к Маришке.
– Я действительно теперь хочу жить своими силами, своим умом. Я… я встречаюсь с другим мужчиной! И Макс об этом знает. Я сегодня ему рассказала…
– Я – рассказала, – со значением поправила Лариса.
– И правильно сделали, спасибо вам огромное, я сама просто не решалась! Мы с Максом правда расстаемся. Я очень виновата перед вами, но клянусь: сейчас между нами все кончено. Я больше на пушечный выстрел к нему не подойду. И не возьму у него ни копеечки!
– А чего тогда здесь живешь? – рявкнула Лара.
Отлично. Уже не чистая агрессия, а почти диалог!
Принять максимально простушечный вид:
– Но глупо съезжать, когда арендная плата не возвращается. А у дочки все равно каникулы…
Лицо женщины исказил гнев. Похоже, не верит она мне ни на грош.
Убивать, наверно, не станет. Но выцарапать мне глаза ей хочется чрезвычайно, я это видела.
И вдруг спасительным колоколом грянул звонок.
– Кто это? – Лариса неприкрыто растерялась.
– Я успела вызвать охрану, – не моргнув глазом соврала я.
И пока она растерянно озиралась, нажала на клавишу домофона, радостно закричала:
– Да, все открыто! Проходите!
Ее глаза заметались:
– Этого не может быть! – выкрикнула она.
– Почему же не может?! – усмехнулась я. – Здесь серьезная система охраны. Странно, что вы вообще смогли попасть в дом.
Домофон подмигнул зеленым огоньком, мужским голосом сообщил:
– Это Манол. Я могу войти?
– Конечно! – не скрывала своего счастья я.
На Ларису теперь было жалко смотреть.
Мы расстанемся врагами. Не хотелось бы.
И когда Манол вошел в прихожую, я торопливо заговорила:
– Я очень извиняюсь, что вас побеспокоила. Но видите ли, в чем дело. Ко мне приехала знакомая, и она совсем запуталась во всех этих «умных» штучках. Вышла во двор, когда дом стоял на охране, попыталась открыть ворота. Вот к вам вызов и поступил.
Мужчина окинул нас обеих подозрительным взглядом. Буркнул:
– У меня есть видеозапись. Ваша гостья входила снаружи. Но сигнал тревоги почему-то не прозвучал, хотя дом стоял на охране. Хорошо, что есть система двойного контроля. Тревожная кнопка сработала позже, когда открылась входная дверь…
