– Вы мне не доверитесь теперь.
– Я дам второй шанс. Исправишься, не вздумаешь отлынивать и сидеть в подсобке с чем-либо другим (тетрадь-то уберу в надёжное местечко) – оправдаешь моё доверие.
Помощник был настолько унижен и раздосадован, что не смог сдержать слёз, опустил виновато голову, а как только поднял, то решительно зашагал прямо на Костю, побагровев уже не от стыда, но от гнева.
– Почему ты так относишься ко мне? Неужели, настолько ненавидишь? Незаслуженно обошёлся со мной, по-свински! Мне страшно, что из-за меня Костяшкин разочаруется в помощниках. Больно, что наши отношения с Владимиром ухудшатся! Не издевайся надо мной. Если так не хочешь, чтобы я работал в «Летнем розмарине», то будет по-твоему. Ухожу, ухожу! Забудьте, что в магазине появлялся стыдливый помощник. Его больше нет! – заявил он мрачно, обжёг меня немигающим взглядом и, наклонившись, прошептал кротко: – Вероятно, вы мой самый первый и самый последний начальник. Жаль, что поработали так мало. Вышло бы нечто удачное с вашим-то чувством справедливости и с моей детской непосредственностью. Тетрадь я не отдам, даже если заставите.
– Совсем необязательно уходить! Не ломай дров.
– Обязательно, – подчеркнул нарочно Костя. – Возвращайся со своими стишками туда, откуда выполз! И бейджик прихвати, а то вдруг захочешь куда-нибудь устроиться снова.
– Видите, – сказал негромко помощник. – Он не любит меня, хотя я был добрым и покладистым. За тетрадь извиняюсь. До свидания.
Глава шестая.
Проклятие пятнадцатого числа
Помощник не возвращался, чтобы расторгнуть договор, и не выходил на связь. Казалось, что он пропал, умер. «Летний розмарин» тонул в унылости, и постоянные клиенты, которым был понятен и полезен работник, откровенно скучали без его серебристого смеха. На меня накатывала необъяснимая грусть.
Кстати, Костя болезненно реагировал на мои вежливые замечания. Иной раз было неуютно оставаться с ним наедине, так как он сразу же вспоминал с гордостью, как, что называется, выбросил своими силами мечтателя вон, и выпячивал грудь колесом.
– Ну, вы же понимаете, что я поступил так, исходя исключительно из наших принципов. Что с вами? Хотите сказать, я не прав? Так скажите в лицо, если вы начальник и владелец магазина!
Он внушал мне, что действовал на благо, но сам толком не верил в то, о чём так настойчиво высказывался. Каждый шаг и каждое слово действовало беспощадно на его нервы. Костя кусал ногти, озирался, если я выходил из кабинета, отворял дверь подсобки и проверял, что находится внутри, и злился на мелочи. Клиенты не трогали его. К сожалению, он совсем извёлся, и раз подошёл ко мне впервые часов за восемь, не убеждая в свершившейся справедливости.
– Представьте, какая штука вышла, – запнулся он неуверенно и попробовал выговорить слова, дающиеся с большим трудом. – Вы даже не представите, что вышло и каким образом. Вот узнаете всё, будете… посмеёмся над историей и забудем о ней. Верно, у меня отменный юмор. Оцените, Владимир, розыгрыш.
– Какой розыгрыш? – спросил я, утомлённый присутствием Кости. – Ты мне надоел. Настолько, что мне хочется отправить тебя домой!
Он встал напротив кассы, под которой я собирал рассыпавшиеся монеты, и ударил кулаком по столу.
– Расскажу, обо всём расскажу, – затараторил Костя и захохотал беззвучно. – Помощник не писал в тетради на работе. Ходил с тетрадью, но не писал в ней в подсобке фломастером. На звонки отвечал. Это я так, уже по ходу выдумал. Выдумка лишь моя, больше никто не знал о розыгрыше. Он посчитал, что вы поверите мне, а не ему. К тому же, он не хотел моего увольнения, кем бы я ни был. Розыгрыш же придал ему серьёзности в мыслях и действиях. Первый блин всегда комом. Что только не случается забавного и глупого на первой работе? Ха-ха-ха!
Косте удалось ошеломить меня. Я не расслышал человека, зашедшего в магазин, кажется, по чистой случайности, и засел на пару минут в кабинете, чтобы прийти в себя. Без вспышек гнева и прочих сильных чувств, отравляющих сердце, я осмотрел Костю с головы до пят, когда он зашёл ко мне с робкими извинениями.
– Всё у тебя просто и забавно. Ты только объясни, что хорошего в злых розыгрышах? Ну, ты один посмеялся, молодец. А что дальше? Дальше-то что? Тебе чего не хватало? Помощник ничего не понимал, но подыграл тебе. Как ты искупишь вину перед ним? Ох, что он чувствовал… Безжалостен ты, Костя, безжалостен, словно нет у тебя души.
– Она у меня есть!
– Покажи. Одно название!
– Я не хотел ему зла. Вы понимаете же, – порозовел Костя, пригладив растопыренные волосы. – У меня была причина!
– Что ты хотел?
– Хотел, чтобы он ушёл.
– Мешал он тебе, что ли?
– Очень. Как он появился, вы сразу забыли про меня. Думал, что вы больше не будете учить меня. Есть же для этого новичок! – прокричал Костя и задышал тяжело, как после долгого плавания. – А меня забросили. Я с самого начала предполагал, что останусь середнячком, ни флористом, ни его помощником.
– Ты и впрямь мало получаешь.
– Что вы! – вскочил Костя мгновенно и захлюпал носом. – Я не про деньги. Деньги мне нужны, но не очень. Меня другое волнует. Волнуете вы.
Догадавшись, в чём дело, мне стало жалко Костю и одновременно с этим немножко грустно и смешно. Он окончательно оробел, ужаснулся от того, что с ним творилось на самом деле, и отвёл в сторону мутные смущённые глаза, из которых капали слёзы.
– Верно говорил помощник, что ты ревнуешь. Ты как большой ребёнок, требующий внимания, – сказал я, чувствуя, как отступает злость. – Нельзя таким быть, Костя. Будешь клеветать на людей и останешься совсем один.
– Ничего не могу поделать.
– Исправляться надо. Бороться с комплексом. Сходи к психологу, он поможет тебе разобраться.
– Не пойду. Я ему не откроюсь.
– Если не хочешь, то и не надо. Я не заставляю. К помощнику всё же сходи.
– Как раз собирался. Завтра.
– Сегодня.
– Ни в коем случае! У меня, как это… расстройство. Да! Оно самое, – простонал Костя. – Нельзя переживать. Сниму стресс за вечер и с новыми силами пойду к нему.
– Сегодня я схожу. Но ты давай, не страдай больше, чем есть на самом деле, – погрозил я строго пальцем. – Всё же ты нарушитель спокойствия, так что потрудись прилично. И не доводи ни себя, ни меня, ни помощника. Если что-то не понравится, обращайся, как всегда.
– Хорошо, – откликнулся живо Костя и, вытирая слёзы и оглядываясь тоскливо, вышел медленно из кабинета.
В тридцать две минуты десятого я постучал в дверь Пустыркиных. Дверь отворил растерянный и помятый помощник. Сонечка в мешковатой пижаме с динозаврами выглядывала из-за его спины, хитро щурясь, и не переставала ослепительно улыбаться. Она спросила сонным голоском:
– Вы к нам снова в гости?
