– Не злюсь. С чего взял? Я горжусь тобой, как никогда никем не гордился!
– Вы-то?
– Удивлён?
Он просиял, повис на моей шее и залепетал обычным своим мальчишеским голосом:
– Не знали, что приходил Костя? Он извинился, и я его простил. Объясните, что с вами не так.
– Да не души, отпусти! Вот так, дай отдышаться… Пустыркины мне кое-что предложили. Ни разу не догадаешься, что же.
– Но у них ничего нет, – сказал растерянно помощник.
– Забыл, что у них есть ты? Я предупреждаю сейчас, чтобы ты был готов переехать ко мне. Переедешь или нет?
– Думаю, у меня нет выбора. Если так будет удобнее всем, то перееду. Но для чего? Я настолько мешаюсь у них под ногами? Нет, это же не причина! Всё упирается в деньги, Владимир, мне ясно, что деньги ставят во главу угла. Пообещайте только, что вернёте Пустыркиным, когда они разбогатеют. Я уже тоскую без них, словно уехал на край света.
– Верну в целости и сохранности, – пообещал я под ярким фонарём.
Он махнул ладонью на прощание и скрылся в подъезде.
В среду, как я определился с выбором, Василий подал заявку на переоформление прав на помощника. Она рассматривалась в течение пяти рабочих дней. После того, как заявка была удовлетворена, мы приехали в многофункциональный центр. Помощник подтвердил, что ни я, ни Василий не принуждаем его расписываться в предоставленном ему стандартном бланке, и он полностью готов к тому, чтобы стать моей собственностью. В договоре были прописаны условия, которые я должен был строго выполнять; насчитывалось не менее пятнадцати пунктов, предусмотренных и для помощника, главной обязанностью которого являлось преданное, самоотверженное (и не смотря ни на что, всё же добровольное, если так правильно выразиться!) служение хозяину. Я допустил мысль, что он товар, но говорящий, живой.
– Где его браслет?
Василий подписал соглашение в полупрозрачной кабинке, стены которой прекрасно пропускали звуки, и ответил за уже официально чужого ему помощника:
– Проворонил браслетик-то. Вот досада! Ну, это не страшно, я прав?
– Жаль, конечно, что потерял. Владимир Беркутов, вы всё же купите новый, заказной. Если вы много времени проводите вне дома, специалист порекомендует браслет со встроенной функцией, с помощью которой вам легко удастся определить местоположение помощника.
– Он ему ни к чему.
– Ни к чему! – изумилась подслушивавшая девушка с проколотым носом. – А понимать? Вы их понимаете вот так, сходу? Они же, – понизила она голос до шёпота, – другие.
Василий, сердясь, крутанул у виска, и замахал папкой.
– Думай, что болтаешь. Брысь!
– Вы не бросайтесь, если не понимаете так, как понимает этот мужчина. – Она указала некрасиво пальцем на меня. – Мой бы давно загнулся. Знаете, как оно бывает, забегаешься как белка в колесе, не покормишь помощника, не погуляешь с ним, не отведёшь на консультацию. Он хворает бедненький, мучается чего-то, сам не понимает чего, а ты гадаешь. Вот тут-то и пригождается браслет. Глядишь, горит коричневым, значит, тоскует без дела, даёшь ему работы, да побольше, чтоб на неделю хватило!
Помощник слушал очень внимательно. Он повернул голову, улыбнулся ласково и вдруг сказал жёстко:
– А помощник, с которым вы обходитесь, как с домашним питомцем, явно думает про вас точно также. Не ложитесь сегодня спать, проверьте, чем он занимается ночью, – намекнул он с лёгкой усмешкой. – Кидает ли в стену браслет, который натирает запястье до крови, или разрабатывает план побега. Брысь! – повторил он громко, в точности, как Василий. – Пока я терпелив с вами, но это ненадолго.
Девушка обратилась ко мне с искренним возмущением:
– Угомоните своего помощника! Чего он встрял? Я не просила.
– Он не мой помощник, а свой собственный, – сказал я, как в старом известном мультфильме. – Это вы дали ему повод. Сами виноваты.
Она тотчас закипела и, растолкав толпу, выплеснула гнев на ни в чём неповинную бабушку с увесистой тростью.
– Вот бы она ею ударила девку, – оскалился Василий. – Как по мне, только так научится манерам. Дура!
– Ну, тише, тише, – обнял его крепко за плечи помощник. – Вы не психуйте, а то быстрее состаритесь. Без презрения в зеркало не посмотритесь. И презрение не от того, что погубили красоту, а из-за испорченных по глупости нервов, испорченного здоровья.
– Да, сейчас я в самом расцвете сил, – согласился Василий и вмиг обмяк на мягком стуле. – Ну, идёмте! – подскочил он бодро. – Душно. Не люблю жару.
Глава восьмая.
Первый помощник в доме на холме
Пустыркины умудрились собрать маленький, но тяжёлый чемоданчик для помощника. Они проводили его без лишних слов и без слёз и пообещали, что будут писать письма на электронную почту, звонить два раза в день. В машине помощник робко заикнулся о сахарном мармеладе, переданном Анной, достал из кармана с десяток сладких кубиков и охотно поделился ими со мной. Он проводил нежным взглядом Сонечку, одарил её напоследок воздушным поцелуем.
Помню, как я назвал их семьёй и окончательно растрогался. Я мучился от слабости в салоне, но не включал кондиционер, почти не шевелился. Зато помощник крутился постоянно и припадал щекой к стеклу, оставляя размытые отпечатки. Вот он приплюснул нос, повеселел заметно. Засветился, как солнышко, пронзил меня золотистым лучом, идущим от сердца, и застонал:
– Когда приедем?
– Скоро.
– Дарья Сергеевна знает?
– Я говорил с ней. Она не горит желанием увидеться с тобой.
– Ничего. Я попробую ей понравиться, – решил помощник, повернулся ко мне абсолютно счастливый, чистый. Очень мне понравился.
– Раньше ты меня звал начальником? Теперь как?
– Как? – спросил он, вылупившись тупо.
– Хозяином?
– Владимиром, раз уж на то пошло.
– Хочу, чтобы звал хозяином.
– Никак!
Помощник упрямо выпятил губы, над его скулами выступил слабый румянец. Он коротко объяснил, что звать человека из семьи хозяином неуместно и грубо, что лучше всего называть по имени или придумать прозвище, которое бы звучало одновременно смешно и ласково. Я думал, думал, но отказался от затеи, связанной с прозвищем.
– По имени зови.
– Хорошо.
Помощник зевнул скучно, подперев голову рукой, и тут же закричал восторженно, тыкая пальцем в небо, где взмывала стая птиц. Они покружили плавно над соснами, трепеща крыльями, и полетели прямиком к зелёно-жёлтому холму, спрятались за верхушками деревьев, став незаметными даже для самого внимательно и зоркого наблюдателя.
Шуршала осень. Обдавала своим дыханием, красила кистью лес, срывала листья, обнажая коричневые узловатые ветви. И чувствовалась дождевая сырость и мягкая прохлада.
