– А что сразу непослушный? Может, я хочу справиться без тебя? Если станет хуже, то попрошу номер. Пока поводов для паники нет, и ты не паникуй и не переживай, потому что я здоровый человек. Видишь, и аппетит не пропал! Температуры нет, и горло не болит, нос не заложен.
– Так у тебя не ОРВИ, не ОРЗ, – напомнила Дарья Сергеевна.
– И не грипп.
– Симптомы-то другие! – проговорила она почти сурово.
– Да что ОРВИ, что грипп какой-нибудь! Все болезни похожи друг на друга, и все они от нервов.
– Ну, ну, вирусы и бактерии тут ни при чём?
– Причём, но они любят ослабшие организмы. Мой-то вон какой, никакие болезни ему не страшны!.. Ах да, у меня же ещё есть вторая мамка под боком.
– Да хоть батька! Я не врач, пойми, и советами одними здоров не будешь.
Молча съев сморщенную грушу, Дарья Сергеевна присоединилась на диван к Кеше, и они заговорили нарочито невнятно и торопливо, по всей видимости, обо мне. Я их не подслушивал. Когда они уснули, и дали мне спокойно вздохнуть, я вновь прибежал к сараю, включил маленькую лампочку с копошащимся вокруг гнусом. Приготовил, на всякий случай, лом. Моё внимание привлекли щели в полу и маленькое тёмное пятно, расползающееся по краю гниющей доски. Вонь, от которой я чихал и задыхался, теперь ощущалась менее остро, и слабо будоражила ноздри. Запах исходил откуда-то снизу.
Я неуверенно сжал лом, повертел в руках и прислонил его к округлой тумбе, у которой не доставало верхнего ящика. На втором этаже в одной из комнат зажёгся свет. Затаив дыхание, я ждал, пока Дарья Сергеевна уснёт. Никто не выходил из дома, не приотворялась дверь.
Через минуту я наконец осмелел, когда свет погас. Ко мне снова вернулась быстрота, и боязнь сменилась решительностью. С упорством, преисполненный надеждой, я отодрал первую доску. Обоняние, казалось бы, не подводило, так как под доской не находилось ничего подозрительного и странного. Я подумал: «Галлюцинации! Даша права, что мне лучше обратиться к психиатру». Но почему-то возникло стойкое волнующее чувство. Меня пронзил страх, откровенно, подленький. Приближалось нечто неминуемое. Отковыряв с треском доску, я весь покрылся липким потом, отбросил лом и сел на корточки, поведя фонариком из стороны в сторону, и окаменел.
На земле лежал истлевший скелет с расколотым черепом. Тёмные глазницы его глядели на меня уныло и враждебно. Возле согнутой левой кисти ползал червь, мелкий красный паук и желтел разорванный браслетик, на котором были начертаны неровные полустёртые буквы «В.Б.» Он был не человеком, а помощником! Сердце, стучавшее с тревогой, выпрыгивало из груди. Кое-как я совладал с паникой.
Я встрепенулся, когда меня больно укусили две-три мошки, намертво приколотил доски на место, положил тихо лом и, заперев сарай, выбежал наружу. Боясь обернуться, посчитал окошки, чтобы как-то забыться. Когда же я опомнился от потрясения, занималось утро, а я сидел в кресле и качался туда-сюда, теребя одеяло.
Кеша вышел на крыльцо с тетрадью и овсяным печеньем.
– Что вы тут делаете?
– Сижу.
– Понятно. Но почему не досыпаете? Вам в «Летний розмарин» ехать.
– Знаю. Решил встать немного раньше.
– В половину шестого? Вы что, жаворонок? – рассмеялся он отрывисто и захрустел печеньем.
– Может, и жаворонок, и сова, и голубь.
– Никогда не замечал.
– Присядь.
Кеша плюхнулся в кресло напротив. Я поинтересовался тетрадью, которую он никому не показывал и не давал читать. Нарастала нервозность.
– Вы хотите полистать? – спросил Кеша.
– Я больше тебе скажу, прочесть!
– Зачем? Тетрадь моё личное дело.
– О, я считал, что мы семья!
Перед глазами стояла удручающая картина. Первая мысль, пришедшая в голову, возмутила и поразила меня. Я представил, как жестоко расправлялся над помощником, как он кричал дико, проливая слёзы, каким осмысленным было выражение лица в последнюю секунду его предсказуемой, тягучей, но такой желанной жизни. Он ненавидел меня, рычал проклятия! Как же я убил его? Вернее, каким способом? Был ли у меня нож или я убивал тем самым ломом, о котором после благополучно забыл? Наверное, именно поэтому я не заглядывал в сарай!
– …обижу. Владимир, возьмите, – сказал он, наморщившись озадаченно. – Вы слышите меня?
– Конечно.
– Раз так, то ладно. Берите, в ней всё самое сокровенное обо мне, – произнёс Кеша ласково и протянул тетрадь. – Возьмите, не стесняйтесь. Что-то вам покажется пресным, что-то не очень…
– Я не стесняюсь. Сейчас так зачитаюсь, что пропущу работу!
Скупо улыбнувшись, я погрузился в чтение. Читал медленно, далеко не внимательно. Смысл написанного постоянно ускользал. Я начинал сердиться. Сделалось мне очень стыдно за слабость и равнодушие к Кеше. Он терпеливо ждал мнение по собственному простому творчеству и радостно заикался от волнения, если спрашивал, когда я закончу новую главу. Прошёл час, верно, самый бестолковый и нудный за последние годы.
– Пора вам на работу. Продолжите, как приедете, – сказал Кеша и, потянувшись, зевнул с большим удовольствием. – Ну как?
– Да… неплохо, – ответил я весьма уклончиво и, скрывая смущение и раздражение, пробормотал вполголоса так, чтобы мои слова не были восприняты серьёзно: – Красивый слог. Тебе бы подучиться, да в писатели или журналисты пойти.
Глава одиннадцатая.
Старуха в бархатном платье
Костя поливал гибискусы удобрением да всё спрашивал о Кеше. Он до сих пор испытывал стеснение и робко, и неловко отвечал мне, но больше не вытворял подлые штучки. Узнав о предательстве, Дмитрий Костяшкин отчитал работника. Я урезал ему зарплату за август, чтобы он и в дальнейшем не потакал своему эгоизму.
Посреди дня в магазин стремительно ворвалась старуха. Полная, невзрачная, с пунцовым лицом, которое прорезали глубокие скорбные морщины, она с потерянным видом бродила от цветка к цветку. Пухлой и короткой рукой она водила перед собой, другой поправляла жидкий светло-русый пучок. Иногда кроткий взор её задерживался на мне. Старуха смотрела с какой-то безмерной гордостью, как я обслуживал клиентов, и не подходила к кассе ближе, чем на два метра. Её серо-зелёные глаза смеялись. Их же наполняла нестерпимая горечь.
– Вы не знаете, кто она? – спросил Костя шёпотом.
– Не знаком. А ты?
– Нет. Фанатка?
– Лишь бы не моя! Я не очень хорошо отношусь к фанатам, особенно ярым. Почему она ничего не покупает?
– Не знаю. Может, вы ей симпатичны? – предположил со смехом Костя. – Вот бы стать таким же популярным у женщин! Они не любят меня. Я серая мышь для них, невидимка! Ничем не уникален, в отличие от вас.
– Следи за тем, что говоришь. Ну, кто я?.. Спрошу, что ей надо, и дело с концом.
