Лёша нёс ведро с лопаточкой и держал маму за открытую полную руку. Она очарованно смотрела на море в соломенной шляпе, которая так и норовила скрыть белый прямой лоб, и шла, касаясь бледно-зелёным платьем редких камней. Вытянутое лицо её выражало необыкновенное спокойствие. В тёплых глазах отражалась необъятная гладь.
– Научишь меня строить замки? – спросила с любопытством мама.
– Конечно. Взяла бутерброды? Я не хочу есть.
– Ты не обедал сегодня, – сказала она недовольно.
Лёша действительно не обедал. Весь день он вёл дневник и записывал наблюдения в толстую тетрадь. Занимался Лёша делом увлечённо и каждый день подолгу сидел за письменным столом с низким табуретом. Иногда размышлял он легко, иногда вовсе мучительно, и всё написанное казалось ему жуткой тарабарщиной. Папа особенно активно поддерживал Лёшу за упорное стремление к письму.
– Я был занят.
– Завтра у меня выходной, и мы сможем погулять намного дольше, чем обычно.
Мама пекла мягкие торты и печенья и развозила их покупателям, живущим в городе.
К сожалению, профессия кондитера пользовалась небольшим спросом. Всё больше людей отдавало предпочтение магазинной стряпне.
Лёша жил с родителями и бабушкой возле моря, в маленьком доме с сиреневой крышей и крытым балконом, выходящим на тенистые деревья. Он очень любил лежать под ними и читать книжки, взятые из городской библиотеки. Когда начинал хлестать ливень, и вовсю гремел гром, он убегал в свою комнату и сидел расслабленно на ковре, совершенно поглощённый чтением. Бабушка поднималась к нему и вязала спицами мешковатые свитера в кресле. Часто она произносила мысли вслух и напевала зажигательные мелодии. Лёша очень раздражался и уходил на первый этаж, где висело молчание.
– Дольше – это на пять минут?
– Если захочешь, можно и на час! – радостно произнесла мама.
Наконец они спустились к берегу и оставили забор, наклонённый к земле, истыканной острой, как игла, травой.
Мама вынула скатерть из плетёной корзины, расстелила на песке и разложила закуски.
Лёша отошёл в сторону и стал строить красивый песочный замок. Он аккуратно укреплял зубчатые башни с прорубленными окнами, после украшал их витыми ракушками, найденными неподалёку. Верхушки пронзали тонкие веточные шпили. Перед тем, как похлопотать над одной из развалившихся башен, мама бросила шляпу на скатерть, чтобы та не запачкалась, и поправила платье.
Неожиданно налетел холодный ветер и испортил украшения. Море заблестело радужной рябью. Лёша расстроился, закончил с замком и ушёл выпить апельсиновый сок.
Мама решила исправить неважное настроение Лёши и, прогулявшись по берегу, отыскала гигантскую водную улитку. Она была явно напугана и пряталась в коричнево-бронзовую раковину, высовывая подозрительно наружу лишь рожки-усики. Мама положила моллюска на ладонь и отнесла показать его Лёше.
– Где ты её нашла?
– На камне. Бедняжку, наверное, отшвырнуло волной.
– Ай, какая страшная! Какая мерзкая!
Лёша небрежно тронул влажную улитку пальцем. Она моментально притихла.
– Она больше тебя боится.
Мама звонко рассмеялась.
– Не думаю.
– Я отпущу её в воду.
– А её не выбросит обратно?
– Вот мы сейчас и узнаем. Погляди.
Лёша снял шлёпанцы и спрятал ступни в молочных барашках пены, колышущейся на краю берега. Он позабыл недостроенный замок и дышал полной грудью. Ветер успокаивался и слабо трепал его светлые волосы. Над поверхностью хрустального зеркала жужжали голубые стрекозы.
Мама опустилась на колени и помогла улитке укрыться под полупрозрачным островом тины. Она расхрабрилась, показалась полностью из раковины и поползла вперёд настолько быстро, насколько это было возможно.
Лёша закатал штаны до колен и зашёл в воду. Он постоял так минут десять-пятнадцать под ослепительными лучами, после вышел к маме, которая сразу же обтёрла его розовые мягкие ступни, испачканные в песке, и расположился на горячей скатерти. Валяться на спине в тепле было величайшим удовольствием.
Мама перекусила бутербродами.
Они ещё долго бродили возле моря, пока не запылал закат.
Лёша вернулся домой и вдохновенно продолжил дневник. Вечер он посвятил странице, а когда дописал, то сразу же решил перечитать её.
Двадцать третье июня, четверг, 2050
Сегодня был ясный день. Мы с мамой пошли на море, и я построил большой замок. Он мне не понравился. Я очень хотел разрушить его, очень, очень, но передумал, потому что рядом была мама. Она всегда улыбается. Мне нравится её улыбка, но сам я не люблю улыбаться.
Не хочу идти в школу. Она далеко, и я не могу выспаться. Я ложусь рано, но долго не сплю, потому что не могу и много думаю. Я думаю о море и о том, что находится за ним. Мне кажется, что за ним что-нибудь да должно быть! Когда-нибудь я поговорю об этом с папой. Он долго рыбачит, он трудолюбивый рыбак и продаёт рыбу на базаре. Люди, наверное, очень много едят рыбы. Я то же хочу порыбачить, ну или по крайней мере выйти в море на лодке! На самой большой.
Скучаю иногда по папе, но как только сажусь за дневник, забываю обо всём плохом на свете. Я не сержусь на папу, ведь он хороший и добрый человек.
Бабушка поругала за музыку. Говорит, что я скоро оглохну. Ей не нравится вся старая музыка. Она за электронную, за поп музыку и всё время слушает её и старается танцевать. Потом её ноги сильно болят, и она плачет. Когда-нибудь мы перестанем ссориться насчёт наших вкусов. Когда-нибудь бабушка перестанет упрямится и оставит танцы, и её ноги окрепнут.
Ветер воет. Неуютно мне сейчас. А когда было уютно?
Я самый одинокий мальчик на планете, который любит море. Сейчас нарисую его!
Вышло достаточно хорошо, если не считать ошибки, которые Лёша наделал по невнимательности. Он страшно торопился выразить мысль и гнался за нею сломя голову.
Несмотря на то, что писал он много и часто, поделиться творчеством ему было совершенно не с кем.
Мама хвалила Лёшу, но никогда не просила почитать дневник. Она была женщиной занятой и всегда выполняла безупречно работу.
«Но как же так, почему никто не интересуется тем, что я люблю?» – думалось порой Лёше.
Он нарисовал красочную картинку парусной лодки, катающейся по высоким волнам, после устало протёр мутные глаза, почистил зубы и лёг в кровать. Под ватным одеялом было приятно и уютно.
Лёша перевернулся набок хмурым румяным лицом к отворённому окну. Над чернеющими деревьями горели звёзды, искрился бледным светом тонкий полумесяц. В дверь робко скреблась собака Аврора.
Глава вторая
Папа сидел за обеденным столом, укрытым чистой льняной скатертью, и читал старый выпуск популярной газеты за двух тысяча сорок первый год. Единственный выходной он неизменно посвящал тихому задумчивому времяпровождению.
