– А я не обману тебя.
«Ты живёшь где-то, и мы даже не можем поиграть друг с другом!»
– Так вот что.
Совершенно невероятным с научной точки зрения образом они поддерживали общение, но ни один из них не был готов терзаться сомнениями по поводу друг друга.
Лёша листал тетрадь с лёгкой улыбкой, которая появлялась перед каждой внезапной идеей. Он задумался, но не понял, почему так больно сжалось сердце в груди. Никита, вероятно, жил на другом конце моря, куда часто мечтала попасть его душа.
«Но я не хочу тебя расстраивать».
Лёша окинул горящим взором сумрачный горизонт. Он встал поспешно с отполированного водой и временем камня, на котором сидел, и, направив фонарик в сторону маяка, решительно произнёс, точно самому себе:
– Мы поиграем. Я пройду через море и разыщу тебя!
Лишь на минуту воцарилось молчание.
Никита был изумлён Лёшей, но совсем не восхищён. Он твёрдо знал, что человека определяют поступки, а не слова, и никогда не верил бессмысленным речам и пустым мыслям.
«Что это?»
– Правда. Пожалуйста, подожди пару дней. Мне нужно приготовиться.
«Мы встретимся, и ты отведёшь меня в океанариум к большим рыбам?» поинтересовался он.
– Куда угодно отведу.
«Нет же! Я не хочу… Вернее сказать, мне нравится, что ты повеселел. Я тоже же весёлый. Но путешествие опасно», предупредил Никита строго, как старший брат.
– Мне опасна бабушкина музыка.
«Что же она слушает?»
– Всё очень громкое и неприятное. Море же поволнуется и прекратит, не всегда оно злое.
«Мало ты о нём знаешь», понизил Никита голос.
– Я спрошу у папы или выясню обо всём из книг. Никто не должен знать, что у меня в планах. Представь себе, что будет, когда я найду ваш дом! Я постучу в дверь, и твои родители удивятся мне, когда раскроют. Подготовь их, чтобы они не пугались.
Он наивно полагал, что пересечёт море и немного спустя благополучно вернётся домой.
Но порою трудно преодолеть стихию, а усмирить так и вовсе невозможно.
«Что же им сказать?» спросил Никита, казалось, не совсем осознававший намерения гостя.
– Скажи, что я есть на этом свете, и я иду к вам. К тому же, разве не ты меня позвал первым?
«На маяке», невозмутимо отозвался эхом его голос.
– Дождись и не забудь обо мне!
«Почему я должен забывать?»
– Возможно, когда я попаду на другой берег, то не смогу больше услышать тебя. Перед тем, как я сяду в лодку, ты скажешь номер вашего дома и номер улицы. Ты узнаешь меня по сумке и золотистому загару. По тому ещё, как я говорю. Запомни голос.
Глава четвёртая
Над лесистым островом, как назло, не затихал нудный ливень.
Лёша, никуда не сумев уйти, проводил дни с Авророй, которая с мученическим видом лежала на пухлой подушке и тонко и жутко кашляла. Она простудилась, когда играла резво под дождём и ловила лягушек.
– Ну, что же тебе хочется? – спрашивал Лёша. – Может, тёплой воды? Или варёного мяса?
Он чесал тусклую шерсть на большом животе и мягко гладил рукой за повисшим ухом. Аврора неотрывно глядела в его глаза с безграничной любовью, после ластилась и покусывала слегка пальцы с нежностью.
Бывало такое, что бабушка поднималась в комнату за полупрозрачной бумагой, на которой записывала старинные рецепты. Она стучала тихо-тихо в дверь, чтобы напрасно не побеспокоить больную собаку, и переступала неслышно за порог в стоптанных туфлях. Окидывая одобрительным взглядом Лёшу, бабушка переводила глаза на Аврору и плакала.
Неизвестно было Лёше, отчего старые люди льют часто слёзы, и почему незначительное трогает их за живое. Он смущался, когда не понимал некоторых чувств, хотя и сам был переполнен ими.
Тридцатое июля, суббота, 2050
Мне жаль, что я не могу сильно помочь Авроре. Мама почти не говорит со мной о её выздоровлении, возможно, потому что не хочет огорчать. Папа отвозил Аврору в город к врачу, и я разузнал подробности болезни. Простуда не смертельна, и она не умрёт, как я подумал глупо.
Я составил подробный план моего путешествия и приготовился к отплытию во вторник, когда родители будут заняты на работах. Бабушка спит допоздна, её трудно разбудить. Часто она вовсе не завтракает и начинает день с обеда.
Я бегал за старой лодкой в кладовую и уже привязал её в надёжном укрытии. (Если шагать дальше по берегу, можно прийти к скале со сквозной пещерой.) Собрал сумку с дневником и с альбомом на случай, если закончится первый. Алисе же я успел сообщить, что пущусь странствовать. Она злилась, морщила носик, и я прекрасно понимал, почему она считает меня безрассудным.
Мне не страшно уходить. Я не знаю пока тяжести разлуки нежной, как некогда выразилась Алиса. Она нередко говорит умные слова и делает это таким образом, что её все со вниманием слушают. Я не слушаю, но прислушиваюсь, поэтому Алиса звонко смеётся. Помимо письма она умеет вышивать. Я видел, что она приносила вышитую крестом картинку маме, и та ласково хлопала её по плечу. Картинка была прелестная. Я попросил Алису обучить меня шитью, но она сперва отказалась.
– Какое шитьё? Это дело не для мальчика. Из мальчика выйдет отличный писатель, архитектор, врач, да даже танцор, но никак не вышивальщик, – добавила она сухо.
– Всё не так!
– Что, всё?
– Мы можем быть кем угодно! Ты спроси у моего папы, что он делал в детстве. Он был увлечённым мальчиком и учился всему, что любил.
– А что он любил?
– Искусство любит и бисером узоры рисовал. Я как-то спросил его о хобби.
– Как же рыбалка?
– Рыбалка – это труд.
– Но он много сил вкладывает в него, – возразила Алиса.
– Он бы не был моим папой, если бы только трудился. Хобби для сердца. Никакое сердце не выдержит изнурительного труда, если не подпитывать его любовью и творчеством.
На Алису фраза произвела желаемый для меня эффект.
Она пришла к нам в гости, и я показал ей простые воздушные узоры. Все они были красивыми. Она успокоилась, достала из рюкзачка ткань и красноватую нитку с иглой и вышила шляпу мухомора. Я же доделал тонкую ножку и белые пятна, негусто покрывающие шляпку. Я был доволен тем, что сделал и в хорошем настроении поиграл с Авророй. Она впервые поднялась шустро с подушки и схватила резиновый мяч в зубы. Её болезнь прошла совершенно неожиданно.
Алиса пообещала, что не выдаст меня, если её спросят, где я нахожусь, и ответит при крайней необходимости, когда пройдёт время. Мне оставалось дождаться нового дня.
Я не слышал Никиту, но мне и не хотелось. Нам было хорошо, когда мы молчали. Он по одну сторону изрезанного берега, а я по другую. Мы больше раздумывали над тем, что скажем при встрече друг другу, и привыкнем ли общаться вживую.
