– Не сударь, а святой отец, – сердито отвечал священник, угощаясь приветственной конфетой из стеклянной миски, гостеприимно установленной на стойке. – И борода у меня в полном порядке. Говорю же – ничего мне от вас не нужно, я человека жду.
– Также в нашем салоне проходит рекламная акция по наращиванию ресниц, сударь, – не унималась администраторша, игнорируя "святого отца". – Выразительный взор всего за полцены.
– Ещё не хватало – фальшивые ресницы наращивать! – воскликнул священник. – Не для того я сюда явился, дочь моя. Не трать на меня своё время и не соблазняй рекламными акциями. Я все ваши уловки наперед знаю. Вы торгуете красотой тела, а я – красотой души. Второе требует большего профессионализма. И тебе, дочь моя, соревноваться в искусстве продаж со мной бесполезно.
– Выразительный взор – и всего за полцены, сударь, заметьте! – поможет вам резко увеличить продажи в вашей сфере, – предположила умненькая администраторша. – Многие предприниматели, работающие с людьми, заказывают эту услугу. Мужчины в том числе.
– Я не мужчина, я святой отец, – утомлённо поправил церковник.
– Кстати о святости: даже знаменитый Ангел Головастиков нарастил у нас ресницы, а не это ли лучшая гарантия качества? О, а вот и он сам! – заметила экс-телеведущего администраторша.
– Где? Где он? – священник повернул к Ангелу оживлённое бородатое лицо. – Тебя-то я и ожидаю, сын мой! Побеседуем?
Ангел, растерявшись, кивнул и позволил увлечь себя к фантазийным креслам. Головастиков не верил своим глазам: в священнике он узнал самого патриарха.
Доброжир был избран главой Русской православной церкви около года назад и стал самым молодым патриархом в истории, чуть старше самого Ангела. Отчаянный шаг со стороны церковников – так ведь и времена для них настали отчаянные. Православный пыл жителей империи начал угасать ещё в годы правления Алексея Николаевича, объявившего себя буддистом после поездки в Китай. К двадцать первому веку популярность РПЦ в народе опустилась до немыслимого минимума – приходы стояли пустыми. На капищах Перуна собиралось и то больше людей. От былых богатств у церкви остался только усеянный бриллиантами патриарший крест, который и вручили энергичному Доброжиру со словами "спаси и сохрани православие на Руси".
Пока что дела у Доброжира шли не очень. За весь год он даже ни разу не сумел попасть на личный приём к императору. На "Всемогущий" его тоже не пускали. Патриарх на последние деньги организовал собственный телеканал для общения с верующими. Но рейтинги "Елея" восторгов не вызывали.
– Сын мой, – начал патриарх, поглаживая чёрную, почти без седины бороду (которую действительно не мешало бы привести в порядок, подумал Ангел). – Сын мой, беседу нашу я хочу начать с важного вопроса. Правду ли прокрякала сегодня "Жёлтенькая утка"?
Ангел тяжело вздохнул. "Жёлтенькая утка" была еженедельным изданием "Всемогущего" и раскрывала именно те секреты звёзд шоу-бизнеса, которые звёзды шоу-бизнеса больше всего хотели бы утаить. Аудитория "Желтушки", как ласково называли её сами сотрудники, была в сотни раз больше аудитории унылого "Елея". В последнем выпуске целый разворот издания посвятили позорному увольнению Ангела.
– Правду, ваше святейшество, – признал Головастиков, опустив голову.
– Ты поссорился с Левинсоном, сын мой? – доброжелательно поинтересовался патриарх, пытаясь поудобнее устроиться в кресле, предназначенным для любования, а не комфорта.
– Ох, да, ваше святейшество, – снова вздохнул Ангел. – Сам не знаю, что на меня нашло. По понедельникам я такой капризный! Теперь вот жалею, что поссорился. Звоню ему, он трубку не берёт.
– И хорошо, что не берёт, – неожиданно сказал Доброжир. – Потому как этот Левинсон не осознаёт твоего величия, сын мой. Не достоин он тебя. Не стоит с ним больше связываться.
– Что? – поднял голову Ангел.
– Ты же даришь людям свет, Ангел! – воскликнул патриарх на весь холл. Посетители салона начали оборачиваться на странную парочку. Патриарх вместе с креслом подвинулся поближе к собеседнику. Ряса слегка задралась, под ней обнаружились потрёпанные серые брюки и серые летние сандалии. В феврале месяце! Под сандалиями виднелись толстые шерстяные носки. – Ты же даришь людям свет, – повторил он потише.
Ангел взволнованно слушал. Он больше не смотрел в пол. Нет, плечи экс-телеведущего расправились. Он впитывал речь патриарха – слово за словом. Отец-священник категорически не одобрял легкомысленную профессию сына, и потому похвала Доброжира казалась особенно приятной. Эффект усиливался из-за того, что Доброжир очень походил на папу Ангела в молодости – те же натренированные плечи, глубокий голос, кудлатая борода. Ну и ряса, конечно же.
– Люди нуждаются в тебе, – почти шептал Доброжир, наклонившись к Головастикову. – Люди любят тебя.
– Да, да, ваше святейшество! – горячо соглашался Ангел. – Я их лучший друг, видит Бог!
– Ты просто обязан быть в эфире, сын мой. Это твой долг перед обществом! Ты будешь в эфире, и никакой Левинсон не сможет этому помешать!
– Но как, ваше святейшество?
Доброжир поправил на груди бриллиантовый крест.
– У меня есть для тебя предложение, сын мой.
К этому моменту Ангел был готов на всё.
– У меня есть для тебя работа.
Свою первую работу на телевидении Головастиков получил четырнадцать лет назад. На Чапыгина шесть он пришёл в качестве участника убогого песенного конкурса. Голоса у него не было, зато самомнения – с избытком. А посему, не выйдя во второй тур, Ангел устроил такой скандал, так наорал на жюри в целом и конферансье конкурса в частности, что его заметил креативный директор "Всемогущего" и пригласил на самый престижный канал империи, уже в качестве ведущего. Гавриил Левинсон любил неординарность в людях – даже если это было неординарное хамство.
– Не кажется ли тебе, сын мой, – продолжал Доброжир, – что жизнь в нашей стране стала слишком пресной и незрелищной? Особенно после твоего ухода с телевидения?
– Кажется, ваше святейшество, ещё как кажется!
– А не кажется ли тебе, сын мой, что у людей отняли сказку? Государи нынче ничем не отличаются от инженеров и других скучных офисных работников. Никаких тебе традиций, никакой роскоши, никакой помпезности.
– Истинно так, клянусь всеми святыми! – Ангел кивал, как китайский болванчик. – Я был в шоке от императорской свадьбы! Даже колокольного перезвона не было. А где, простите, белое платье?!
– Вот, вот об этом я и говорю! – Патриарх вместе с жёлтым креслом подполз ещё ближе. – Впереди коронация императрицы, а меня даже не позвали. Значит, и коронацию Романовы проведут не по-божески.
– Нам остаётся только смириться, – полувопросительно отозвался Ангел, пока не понимая, к чему ведёт Доброжир.
– Отнюдь, сын мой, отнюдь! Мы – ты и я – покажем всей стране, как нужно проводить церемонии высшего уровня!
