– Ваш'величество, я здесь! – вбежал в спальню Семён, стряхивая с галстука крошки печенья. – Получил снежинку! – Затем обернулся к Генри: – Как поживаете, ваш'высочество? – и прищёлкнул каблуками.
Английский принц изумлённо смотрел на выкрутасы Столыпина.
– Семён, что с тобой? С каких это пор я тебе "высочество"?
– Да вот, знаете ли, увидел вас в этих исторических интерьерах, где правили ваши предки, и как-то само вырвалось… – застеснялся Семён.
– Господа, господа! – вмешалась Екатерина. – У нас есть более важные темы для обсуждения, чем давно покойные предки моего супруга. Хочу знать, что происходит в Испании – но сначала, Семён, скажи: как тебе эта вопиюще-фальшивая коронация?!
Не успел Столыпин изобразить на своём круглом лице праведное возмущение и открыть рот для вынесения вердикту Ангелу-безобразнику, как перстень на руке императрицы вновь проснулся: Мелисса. Екатерина включила громкую связь.
– Катарина! – закричала Мелисса едва ли не на весь Кенсингтонский дворец. – Катарина! – Никто в Зимнем никогда не слышал, чтобы премьер-министр кричала. – Чёрт возьми, Катарина! Коронация была настоящей!
– Что? – не поняла Екатерина.
– Я просмотрела Закон о Престолонаследии от пятого апреля тысяча семьсот девяносто седьмого года, Павел Первый его написал, "Учреждение об Императорской фамилии" называется, – Мелисса захлёбывалась словами, – и, чёрт подери, Ангел с Доброжиром проделали всё в точности по этому закону! Доброжир короновал Головастикова по всем правилам!
– Погодите, Мелисса Карловна, – у Екатерины сдавило горло, – но ведь с семьсот девяносто седьмого года столько воды утекло! Два с лишним века прошло. Наверняка этот старый закон уже отменили! Ведь мой дедушка короновался по-другому, и папенька тоже…
– В том-то и дело, Катарина! – Отчаяние в голосе Мелиссы мешалось с досадой. – Никто из них не удосужился отменить это проклятое "Учреждение"! Павловский закон о престолонаследии не имеет срока давности! Он всё ещё в силе. Уж поверьте выпускнице юридического факультета!
– Постойте, постойте, Мелисса Карловна, – Екатерина пыталась ухватить хоть немного воздуха, широко открывая рот, – вы хотите сказать… Вы хотите сказать…
– Коронация была настоящей, Катарина! Это конец! Новый император Российский Империи – Ангел Головастиков, чёрт его раздери!
Глава 11. Это конец?
– С нашими сигаретами конец будет быстрым и болезненным. "Смертельные". Не советуем!
Слоган провокационной рекламы крутился у Мелиссы в голове, в то время как она с понимающим видом кивала занудному собеседнику. Пока тот бубнил что-то в свою окладистую русую бороду, Мелисса невольно сунула руку в карман куртки. Фух. Пачка здесь. Новенькая, гладкая, нераспечатанная. По соседству с полупустой упаковкой еловых иголочек, изрядно надоевших премьер-министру.
Одну, всего одну пачку сигарет Мелисса заказала на прошлой неделе – спустя сутки после телекоронации Ангела. Напряжение было слишком велико. И сам Гиппократ не осудил бы её. При этом курить она, конечно, не собиралась: простое прикосновение к пачке дарило ощущение спокойствия. Мелисса специально выбрала вместо привычного "Кощея" бесстыдные "Смертельные", с черепом на лицевой стороне – в качестве напоминания о том, что случится с её карьерой, если она сорвётся.
В последние дни премьер-министр постоянно таскала заветную пачку с собой. Стресс накапливался стремительно, как долг по просроченному кредиту. Причём самым невыносимым в этой ситуации было полное отсутствие каких бы то ни было событий, связанных с коронацией Ангела. После рокового первого апреля не произошло ровным счётом ничего. Мелисса не могла понять – почему Головастиков затаился в своей Грановитой палате. Почему он не трубит на всех углах, что власть в стране теперь принадлежит ему – на абсолютно законных основаниях. Почему Доброжир, в качестве духовного наставника монарха, не открывает ногой в сандалии дверь в Зимний, а тихо сидит со своим подопечным в московском Кремле, арендованном до конца апреля.
Глупо как-то вышло: случился самый настоящий государственный переворот – но никто, кроме Мелиссы и Катарины, об этом не знал. Ни единая душа из двухсот миллионов граждан империи.
Главный вопрос теперь: а знал ли об этом сам новоявленный государь? Быть может, Ангел с Доброжиром и не подозревали, что в ходе своего телешоу случайно сменили императорскую династию в России?
Терзания Мелиссы были бескрайними. Она даже не могла запустить в Государственной думе процедуру отмены павловского закона о престолонаследии, чтобы не привлечь к нему внимание прессы.
А хуже всего было то, что Катарина пока не могла вернуться на родину. Врачи запретили императрице (чёрт, императрице ли?) вставать с кровати после сотрясения мозга ещё как минимум несколько дней. Голова у государыни всё ещё кружилась, а тем временем её страна оставалась фактически обезглавленной. Всё это общение онлайн, разумеется, не могло заменить физического присутствия императрицы в Зимнем.
Как назло, именно сейчас Мелиссе пришлось нестись чёрт знает куда, в центр Сибири, в Иркутскую губернию, где внезапно остановилось строительство ветровой дамбы – имиджевого проекта премьер-министра. И всё из-за жителей одного-единственного крошечного села Сарма, староста которого, крепкий молодой мужчина по имени (или, скорее, отчеству) Ерофеич, сейчас втолковывал ей что-то. Что именно – разобрать было невозможно, поскольку Ерофеич изъяснялся исключительно на старославянском. При этом, мужичок, похоже, ещё и клеился к яркой Мелиссе. Такого дремучего флирта она в жизни не видела.
– Закутайтесь, дроля
24 матушка....
Ещё в самом начале деловой встречи Ерофеич преподнёс ей венок из подснежников, а теперь вот, видя, как она продрогла в своей коротенькой псевдокожаной курточке от Лидваля, стянул с себя затёртый овчинный тулуп и набросил ей на плечи. Грубейшее нарушение протокола! Не говоря уже о политическом имидже. Лидер "Вольнодумцев" – и в натуральной шубе! Если бы здесь были журналисты – скандала не избежать.
Но камер вокруг не наблюдалось – пресс-день в долине Вулканов назначили на завтра – и потому Мелисса не стала отвергать тёплый мохнатый тулуп. Она устала бороться с ураганным ветром, буквально вынимающим из неё душу.
– Данке шон, – из вредности сказала глава правительства на немецком.
– Не серчайте, дроля матушка, ано
25 мы не обинутимся
26, – продолжал гудеть собеседник на низкой ноте. – Ажно
27 мерили аршинами и пудами, сице
28 и будим мерити. Елмаже
29 мы славяне.
