Николай Константинович, не в силах справиться с происходящим, поставил локти на колени, наклонился и закрыл лицо ладонью левой руки. В правой он по-прежнему сжимал красное зеркало, совершенно об этом позабыв.
– Ты всегда всё принимал слишком близко к сердцу, Никеша, – сказала Василиса, присаживаясь рядом и прикасаясь пальцами к его рукаву. От неё пахло веригинским "Номером пять"
38 и мучительным наслаждением. Николай Константинович физически почувствовал, как любовь раздирает его на части. Чтобы не застонать, он зажмурился и вцепился в зеркало что есть силы.
– Позвольте, позвольте, – встрял Алексей. – Вы говорите по-русски? И – "Никеша"? Вы знаете Николая Константиныча?
Экс-император горько рассмеялся и встал с оттоманки.
– Алёша, позволь представить тебе Василису Прекрасную, легенду мирового кинематографа и мою бывшую супругу.
– Что? Вы всё-таки нашли её! Ах ты, ёлки, леший меня укуси! – воскликнул Алексей.
Одновременно заговорила Василиса:
– Бывшую? Мы же с тобой не разведены, Никеша.
Николай Константинович, чувствуя, что представляет собой жалкое зрелище, театрально взмахнул зеркалом:
– Вот когда она об этом вспомнила! А как же негодяй Изумительный?
– Кто? – нахмурилась Василиса. – Какой ещё изумительный негодяй?
– Такой-такой! – Николай Константинович был сегодня весьма ядовит. – От которого дочь! Вот, Алёша, полюбуйся: Софи!
Штурман перевёл озадаченный взгляд на дочь Василисы. Софи, на которую в суматохе никто не обращал внимания, пристроилась на краешке затейливой кованой скамеечки и с интересом наблюдала за разыгрывавшейся перед ней сценой. В отличие от Алексея, она не казалась удивлённой. Напротив – Софи выглядела так, словно попала на премьеру разрекламированного, давно ожидаемого блокбастера: глаза горят, щёки от возбуждения порозовели, губы чуть приоткрыты.
Алексей, глядя на восхитительную барышню, откашлялся, разинул рот, потом закрыл, потом повторил эту комбинацию ещё раз, без видимого результата. Затем густо покраснел, после чего вновь последовало талантливое копирование парижских мимов. Разбитной, разговорчивый до неприличия, уверенный в себе парень впервые в жизни не нашёлся что сказать. Даже простое "здрасьте" оказалось ему не по плечу.
Тем временем Василиса поднялась с оттоманки и приблизилась к Николаю Константиновичу, вытиравшему мокрый лоб свободной рукой.
– Никеша, послушай…
Николай Константинович вновь вдохнул дразнящий аромат, исходивший от бывшей супруги – которая превратилась в незнакомку за двадцать три года. Чадра, окутавшая Василису с головы до ног, переливалась голубыми волнами в такт движениям хозяйки и делала её похожей на призрак.
Вся эта загадочная арабская дребедень начала порядочно надоедать бывшему инженеру Русско-Балтийского завода, человеку приземлённому и не приемлющему мистики. Николай Константинович обернулся на жалкого Алексея, полностью растворившегося в чарах дочери Василисы; взглянул в узорчатое витражное окошко, сквозь которое был виден верный "Фодиатор"; и наконец взял себя в руки. Впрочем, не выпуская при этом зеркала, которое за последние минуты стало для него чем-то вроде красного спасательного круга, помогающего не утонуть в море безумия.
Николай Константинович встряхнулся и на полуслове прервал прекрасную сирену:
– Вот что, Василиса. Хватит уже включать свой обворожительный киношный голос. Я бы хотел пообщаться с госпожой Горшковой-Романовой, а не актрисой Прекрасной.
– Ох, ну хорошо, – недовольно отозвалась Василиса и плюхнулась обратно на оттоманку, сердито скрестив руки на груди. – Какой же ты всё-таки зануда. Как был им, так и остался.
– Ну вот, совсем другое дело, – удовлетворённо кивнул Николай Константинович. Он заложил руки вместе с зеркалом за спину и принялся прохаживаться взад-вперёд по пёстрому ковру, словно адвокат в зале суда. – Итак, моя милая, раз уж ты сама согласна, что наш брак всё ещё действителен, ответь-ка мне на пару вопросов. Полагаю, как муж я имею право знать на них ответы. Прежде всего: что за странный наряд ты на себя нацепила?
– И ничего не странный, – сварливо отозвалась Василиса. – Чадра мне очень идёт. К тому же соответствует атмосфере магазина. Думаешь, кто-нибудь станет покупать марокканские сувениры у русской хозяйки?
– Слабенькая какая-то причина, – не поверил Николай Константинович. – Да у тебя кто угодно что угодно купит. Ты и королю Испании российские оливки продашь. Знаю я твоё умение уговаривать. Ещё варианты будут? Неужто в религию ударилась? Или татуировки прячешь?
– До чего же ты въедливый человек, – вздохнула Василиса и встала. – Ни в какую религию я не ударилась. И татуировок у меня нет. Сам убедись.
Она стала ловко раскручивать чадру, освобождаясь от голубого кокона – мелькали тонкие руки, сверкали браслеты и кольца с драгоценными камнями, едва слышно шелестела роскошная ткань.
– Что скажешь, Никеша? – спросила Василиса, отбросив чадру на оттоманку и перекидывая через плечо золотую косу. Под покрывалом оказался обычный летний наряд европейского покроя: белая прозрачная блузка без рукавов, завязанная узлом на животе, белые облегающие шорты, блестящие босоножки, из которых выглядывали аппетитные пальчики. Ухоженная, стройная Василиса могла сойти за старшую сестру Софи.
Земля под ногами Николая Константиновича была сегодня непослушной, как молодой бычок на американском родео. Она снова попыталась вырваться из-под его бежевых, в маленькую дырочку, ботинок. Но на сей раз экс-император совладал с балансом. Он удержался на своих двоих. Хотя далось ему это с огромным трудом.
Перед ним стояла та самая Василиса, которую он помнил и любил. И которой – стыдно признаться – посвящал последние двадцать лет отчаянные стихи, записывая их по ночам в тайный блокнотик с логотипом "русско-балта" в правом верхнем углу. Он знал, что стихи выходят бездарными, но просто не мог остановиться. Сейчас Николай Константинович был готов огласить их все, до последней неуклюжей строчки – и наплевать, что он опозорится перед своим младшим товарищем и дочкой Василисы.
Однако нельзя было позволять супруге, пусть даже и прекрасной до невозможности, садиться за руль этого разговора.
– Ты совсем не изменилась, Василиса, – сказал он нейтральным тоном. – Морщин даже нет, не то что татуировок.
– В этом-то и причина, Никеша. – Жена подошла к зеркалу в кованой раме. – Меня все узнавали. Даже африканские йоруба знают мои фильмы. А я хотела спрятаться от агентов Третьего отделения твоей Канцелярии. Ребята хоть и пронырливые и ушлые, а под чадрой меня за двадцать лет так и не нашли! – не упустила она случая похвастаться.
