– Парни из "Владычицы морской" подали заявку на философский камень. Утверждают, что близки к разгадке тысячелетнего секрета. Если не врут – мы опять же будем у истоков волшебного эликсира. Со всеми вытекающими отсюда миллионами… – На очередном слайде появилась группа молодых людей с гигантскими, карикатурными усами. – А, это любопытная команда. Они называют себя "Усачи". Настоящие имена скрывают – и лица, как видишь, тоже – но, подозреваю, они все из "Емели". Слышал про "Емелю"?
– Что-то слышал, – неуверенно заёрзал на стуле Ангел.
– Что-то он слышал, – передразнил Левинсон, залпом допивая свой кофе. – Вот об этом я говорю. Работаешь на телевидении, а про "Емелю" толком ничего не знаешь. Это же крупнейший научный центр империи! Разрабатывает оружие будущего. Всякие секретные проекты. Подчиняется непосредственно премьер-министру. Это ребята из "Емели" придумали Интерсетку в восьмидесятых.
Ангел откровенно скучал и изучал своё отражение в остывшем кофе. Отражение было мрачным.
– Одним словом, Усачи разрабатывают Шапку-невидимку. И готовы делать это в нашем средневековом инкубаторе.
– А вот это я знаю! – самодовольно сказал Ангел. – Такая игра – "Шапка-невидимка" – есть в перстне.
– Да, но Усачи не в твои телефонные бирюльки играют. Что-то они объясняли про наноантенны и преобразование света, которому эти антенны не дают рассеиваться – я толком ничего не понял, ребята довольно косноязычны, типичные заучки. Вот, и тут мы подходим к твоей роли в этом телепроекте. Ты станешь связующим звеном программы.
– Связующим звеном? – презрительно уточнил Ангел.
– Именно. – Левинсон, похоже, не обратил внимания на его тон. – Внимательно изучи все мифы и легенды по теме. Попроси участников объяснить тебе их проекты с научной точки зрения. Тебя ждёт серьёзная исследовательская работа. Ты должен понимать, что происходит вокруг, и грамотно представлять конкурсантов. Другими словами, приятель, я хочу, чтобы из стрекозы ты превратился в трудолюбивого, вдумчивого муравья. – Левинсон окинул Головастикова оценивающим взглядом. – Может, очки тебе ещё наденем, не знаю. А то вид у тебя какой-то глуповатый. Надо посоветоваться со стилистами.
Ангел закрыл глаза. Он знал, он чувствовал, что сегодня произойдёт что-то плохое. Волосы с утра никак не укладывались. Несмотря на сорокаминутную возню с феном и гелем, пряди так и остались жидкими и обвислыми. И в сегодняшнем букете – одна пожилая поклонница ежедневно высылала ему корзины с цветами – вместо ста одного тюльпана он насчитал всего лишь девяносто восемь. Старая дура!
– Знаете, Гавриил, – Ангел открыл глаза и встал с кресла, – боюсь, я вынужден отказаться от этого проекта. Я, видите ли, парю в иных сферах! – Он показал куда-то вверх, в сторону чердака, где проходили трубы отопления. – Унизительная роль связующего звена не для меня. Я не опущусь до статуса говорящего фона для кучки ботаников. Я вам не фон. Я фанфарон!
– Может, "фараон", а не "фанфарон"? – Левинсон, прищурившись, наблюдал за Ангелом из кресла.
– Да это одно и то же, – махнул рукой Ангел.
– Но аудитория у проекта будет огромная. Я забыл тебе сказать, что призом в этом конкурсе станет весьма солидный денежный приз. Помнишь "Великую княжну"? Так вот у нас до сих пор, как неприякаянный, болтается на счету этот миллион рублей, который мы обещали Екатерине, если она выберет в мужья графа Вяземского. А раз она предпочла Вяземскому рыжего англичанина, деньжатки мы сэкономили. Этот сэкономленный миллион и станет премией победителю конкурса умников.
– А мне-то, мне-то что будет за проведение этого бездарного конкурса?
– Тебе? Обычная зарплата. Это твоя работа.
Ангел от злости притопнул ножкой по индейскому ковру.
– Ничего подобного! Моя работа – доставлять людям радость одним своим видом. А от этого разговора у меня наверняка морщины на лбу появятся! И красное пятно на щечку вернётся! Вы ничего не понимаете, Гавриил! Меня нельзя расстраивать!
– Я правильно понял, приятель, что ты категорически отказываешься от проекта "Воздушный замок"? – холодно уточнил Левинсон, ставя локти на стол.
– Отказываюсь, видит Бог, отказываюсь наотрез! Ищите дураков в другом месте!
– В таком случае, "Всемогущий" не продлит с тобой контракт. Который истекает – если ты забыл – завтра.
– Ах так? Ну и ради Бога! – Когда Ангел нервничал, начинал вести себя в точности как отец, через слово взывая к высшим силам. – Меня здесь всё равно недостаточно возвеличивали, Господь свидетель!
Левинсон обидно расхохотался. Ангел круто развернулся на каблуках и бросился к выходу.
– Да, и вот ещё что! Это ваш кофе горчее самой гадкой редьки, а не мои ток-шоу! – истерично выкрикнул Головастиков уже в дверях. – А ведь я редькой всё детство питался!
– Эх, приятель, – вздохнул ему вслед Левинсон. – А тебе и невдомёк, что слова "горчее" в русском языке вообще нет.
– И-и-и! – яростно завизжал Ангел. – И никакой у меня не глуповатый вид!
И со всей силы захлопнул за собой дверь.
В этот же день Головастиков ударился в салонный загул. Следующую неделю он провёл в сладком забытьи. Маски, массажи, пилинги. Ангел в буквально смысле сбросил старую кожу. Весь он стал теперь свеженький и блестящий, начиная с отполированных розовых ноготков на ногах и заканчивая модно подстриженными и покрашенными волосами. Головастиков был готов к новой жизни – без "Всемогущего".
Вот только что это будет за жизнь без "Всемогущего"? – лениво размышлял Ангел, лёжа в мягком кресле косметолога. Умелые пальцы мастера втирали в лоб экс-телеведущего апельсиново-кофейный скраб (кофе Головастиков признавал только в качестве наружного омолаживающего средства; в тридцать четыре пора уже задумываться о таких вещах). Куда же податься такому красавцу? В рекламу? В модельный бизнес? В голове, затуманенной расслабляющими процедурами, мысли крутились медленно-медленно.
Деньги Ангел копить не умел, немаленькую свою зарплату тратил на поддержание шикарного образа жизни, включающего в себя двух домработников и одну домработницу, а последний салонный кутёж окончательно подорвал его финансовое благополучие. Нужно было искать подходящую работу. И как можно быстрее.
Решив для начала отправиться на черноморское побережье и поучаствовать в актёрском кастинге Шепсинской киностудии, Головастиков кивнул на прощание косметологу и не спеша вышел в холл. Взгляд его тут же наткнулся на необычного посетителя возле стойки администратора. Нечасто увидишь в салоне красоты священника. Чёрная ряса контрастировала с ярко-жёлтой фантазийной мебелью производства "Хохломы" (серия "Солнечный удар") и облачно-белыми стенами.
Церковник стоял к Ангелу спиной и препирался с девушкой-администраторшой.
– Не навязывай мне услуги, в которых я не нуждаюсь, дочь моя.
– У нас как раз есть сейчас свободный мастер, который мог бы укоротить вам бороду, сударь, – профессионально-приветливым тоном предлагала администраторша.
