И тут я услышала разговор за дверью.
Женщина недоумевала: «Не понимаю, она же только что заходила в ту кабинку и сразу вышла?» Ее спутница ответила: «О, по мне, так это нормально. Интересно, что у нее за проблема?» А потом они рассмеялись. Я сидела на унитазе и тихо плакала, осознавая, что все мои усилия оказались напрасными. Какой смысл пытаться стать лучше, если совершенно незнакомые люди – взрослые женщины – готовы видеть во мне чокнутую? Я так и томилась в кабинке, пока не убедилась, что они ушли.
С беспокойством довольно трудно бороться в одиночку, а еще труднее заниматься этим, когда над тобой смеются. Баланс достигается ежедневными усилиями. Нелегко соблюдать установку не вешать нос, когда легче поддаться страху, даже зная, что для тебя это плохо кончится. Но каждый шажок к преодолению страхов – уже победа, а отступление не означает, что вся работа пошла насмарку. Я предпочитаю воспринимать все, что со мной случается, как «опыт». Да, инцидент в ресторане был плохим опытом, но он все равно засчитывается, и, чем больше поступков я совершаю, тем больше учусь. Если говорить о тревожности, тут главное – не позволить ей отбить у вас охоту к действиям.
Долгое время я упорно отказывалась ходить на концерты или стендап-шоу. Это огорчало меня, потому что я лишала себя многих удовольствий. И в своем отношении к беспокойству я тоже постепенно взрослею. Я не отмахиваюсь от него и стараюсь справиться с ним. С того злополучного вечера у меня было немало успешных вылазок на светские мероприятия, и я не раз пользовалась общественными туалетами. Эти маленькие шаги, как удачные, так и провальные, очень важны, когда речь идет об укрощении беспокойства.
Недавно я побывала на концерте. Это был мой первый большой, настоящий концерт за многие годы. Я ужасно нервничала – и пока ехала туда, и пока парковала машину, и пока искала свое место. Меня не отпускала мысль: что, если я запаникую? Меня стошнит? Я разревусь? Но время шло, и я получала все больше удовольствия от вечера. И когда начался сам концерт, я уже ликовала вместе со всеми. В самый разгар представления меня посетила важная мысль: «Я рада, что сделала это».
5. Чувства: экспресс-доставка
Каким бы ни был ваш опыт переживания чувств, порой невероятно сложно научиться выражать их здоровым способом.
В юности я несколько лет занималась боевыми искусствами. Поначалу это были просто увлекательные занятия после школы – мне нравились новые знакомства, беготня и легкие спарринги с одноклассниками. Но потом появился другой тренер, и все изменилось.
Он выглядел довольно строгим, и сразу стало понятно, что с ним шутки плохи. Прощайте, смешки и розыгрыши перед началом занятий, – им на смену пришли напряженные минуты затишья и ожидания тренировки. К счастью, он вел не так много классов, и мне еще доставались улыбки от моих постоянных инструкторов. В спорте, где ценятся техника и мастерство, я, если честно, не блистала, но упорно работала над собой и совершенствовалась. Мои наставники проявляли терпение и всегда приходили на помощь, когда я чего-то боялась, так что мне удавалось успешно двигаться вперед.
К тому времени, как я достигла высокого уровня мастерства, суровый тренер стал единственным наставником. И если другие инструкторы помнили об индивидуальных особенностях учеников и допустимых нагрузках, учитывая их при спаррингах, этот тренер не давал мне никаких поблажек. Он всегда останавливал бой, если ситуация выходила из-под контроля, но осознание того, что на тебя вот-вот набросится взрослый бугай и победа в любом случае достанется ему, лишало меня всякой мотивации.
А еще больше отбивало охоту понимание, что он заставит меня плакать.
Если наши смешки перед уроком ему просто не нравились, то слезы во время тренировок он просто ненавидел, а я-то как раз всегда ревела. В спаррингах я изо всех сил старалась правильно выполнять все приемы, и он постоянно попрекал меня этим. Обычно, если я начинала нервничать, другие тренеры давали мне несколько секунд передышки, чтобы я могла успокоиться, подбадривали, и потом мы пробовали еще раз. Он же не делал ничего подобного, а вместо этого говорил: «У тебя опять глаза на мокром месте?» – и при этом смотрел на меня как на источник всех неприятностей в мире. Разумеется, я начинала плакать – отчасти из-за того, что слишком сильно переживала по поводу того, правильно ли я все делаю, отчасти из-за страха, что могу заплакать, который выплескивался опять-таки слезами.
«Ну, если ты собираешься реветь, тебе лучше покинуть зал», – заявлял он авторитетным тоном и начинал чихвостить меня перед одноклассниками. Это было унизительно – дожидаться окончания занятий в вестибюле вместе с родителями. За это время я, видимо, должна была успокоиться, но обычно меня охватывал такой стыд, что я бесконечно расшнуровывала и зашнуровывала свои кроссовки, чтобы хоть чем-то занять руки. Потом, как по часам, он выходил в вестибюль и, играя на публику, произносил: «Если ты успокоилась, можешь вернуться в класс». Этот ритуал повторялся снова и снова – я впадала в панику, он устраивал мне выволочку и выгонял из класса, – и все кончилось тем, что я сама бросила эти занятия.
Хоть я и потратила годы жизни на совершенствование своих движений, координации и ответных реакций, мне не забыть урок, который я извлекла из опыта занятий боевыми искусствами: внешнее проявление эмоций недопустимо и мне нужно работать над собой, чтобы стать идеальной. Не как все – а именно идеальной. Я освоила искусство подавления любых эмоций, которые мешают жить, и очень следила за тем, чтобы никто не видел меня плачущей. Слезы стали поводом для стыда, а достижение совершенства во всех аспектах моей жизни – жгучим желанием.
