Он злился. Бешено, откровенно, отчаянно, причиняя самому себе вред от безумных эмоций. Сжимая зубы до скрипа от желания меня придушить, играя желваками, выливая остатки жёлчной ненависти. И имея полное право на выплеск убийственных ощущений, которые поедом ели его и грызли меня чувством вины.
Я знаю, что значит быть собранным спокойным перед ответственным моментом, выключив лишний эмоциональный фон. Знаю, но совершаю глупость, потому что терзающая потребность объясниться, доминирует, подталкивает к краю.
Не стоило идти к нему. Ясно же, Лёшка бы не сдался и бой не отменил, ведь ему плевать кто выйдет против него.
Толкотня в коридоре сходит на нет, всё потихоньку стихает, словно природа перед бурей, замирает и висит в воздухе угрозой. До начала поединков остаются считаные минуты, назад дороги нет и мне властно велено присоединиться к просмотру, а подобные просьбы не оспариваются.
Ринат встречает меня у бара, разглядывая, как нашкодившего ребёнка, старательно изучая мимические реакции. Скользит пытливым взглядом от поблескивающих, слегка ещё влажных глаз до раскрасневшихся щёк и искусанных в слезливом порыве губ. Спускается ниже, но едва ли задерживается на острых ключицах, прекрасно просматривающихся в глубоком вырезе платья, тут же возвращается к лицу, улавливая малейшие изменения.
– Ты разве не за рулём? – касается запястья, удерживая мою руку, не давая поднять бокал.
– Нет, – нервно смахиваю кольцо жёстких пальцев, не скрывая того, как мне неприятен его обычный властный тон. – А разве я должна тратить свое время на тестостероновых самоубийц?
Вырывается язвительный вопрос, а страх тут же прокатившейся во мне, я решаю запить шампанским. Игривые пузырьки успокаивают мандраж от предчувствия наказания за брошенный мной вызов.
– Я тебя не держу, – Ринат намеренно громко ставит свой бокал на барную стойку, наполнив и без того шумное пространство оглушительным стуком, а мою голову ещё большим недоумением.
Моргнув, на повторе прокручиваю его слова, пытаясь осмыслить их и найти подвох.
– Но и не отпускаешь, – не удержавшись, вновь давлю на совесть, скорее по привычке, зная заранее его ответ.
– Верно, – хищная ухмылка становится шире, подтверждая решимость Рината снова натянуть поводок, вернуть себе непослушную строптивицу. – Прекращай капризничать.
Именно сейчас мне приходится смириться с положением вещей, сжать волю в кулак и молча пойти за Ринатом.
Лечу на канвас
Лёша
Я знаю, что она в зале. Моё тело каким-то мистическим образом откликается на присутствие Марты и хотя я её не вижу, но чувствую каждой клеточкой тела, каждым мускулом, что нервно подергивается в ответ на навязчивую тревожность.
Кожей, которая помнит жар её соблазнительного тела, совсем недавно трепещущего у меня в руках.
Каждым нервным окончанием, которое она безжалостно оголила, оставив мучиться от невыносимой боли, надеяться на исцеление путем выплеска агрессии в клетке.
Я привык решать проблемы кулаками, таких исходов в моей жизни подавляющее большинство, а вот сейчас моя бойцовская упертость, словно испытывает, скручивает в тугую спираль и без того натянутые нервы.
Меня давно так не напрягало всё вокруг, что хотелось плюнуть и растереть: на бабки, которые мне просто необходимы, на азарт, который бурлит в крови и толкает на поиски новой адреналиновой дозы.
Я будто потерял себя, когда встретил Марту. Нет, ни так. Я потерял себя, когда увидел её безумно красивую, утонченную и совершенно далёкую от меня, рядом с тем, кто упаковывает её в бренды, оборачивает в золотую фольгу, как конфетку. Но что там внутри? Банальная жажда иметь красивую жизнь при минимальных энергетических затратах. Не хочу и думать, чем она может расплачиваться за весь этот комфорт.
На симпатии далеко не уедешь, а уж если блеск красивой жизни приманил утонченного мотылька, то он будет ломать крылья, обжигать их, но лететь на ослепительный свет, пренебрегая проскочившими искрами с совсем другим человеком.
Решительно иду по узкому проходу к месту, где возможно, найду успокоение, не страшась боя или соперника, а мучительно изнывая от позорной перспективы предстать перед Мартой слабым никчёмным лузером.
Лежать в луже крови мне не впервой, стонать сквозь оставшиеся зубы не привыкать, но только не перед ней. Она не должна видеть моей слабости, моего поражения.
Опуститься в её глазах ещё ниже, чем я есть… не могу себе позволить, и не хочу. Там сейчас рядом с ней успешный мужчина, владелец заводов и пароходов, посещающий театры и выставки. А в противовес ему у меня есть лишь сила, техника и профессионализм, но даже этого меня могут лишить, если Ринат сыграет нечисто.
Иду к клетке, слегка опустив голову и не потому, что беснующаяся толпа норовит задеть меня, кто-то оскорбить пьяным окриком, или коснуться капюшона, чтобы скинуть его. А потому что не желаю искать взглядом предательницу, что вначале мягко стелила, как кошка ластилась, а после черство сдавила в острых когтях брезгливости моё сердце.
На входе скидываю куртку, не особо заботясь куда она денется, вслушиваясь в собственный загнанный пульс, который перебоями соперничает с зычным голосом ринг-анонсера(1), что представляет сейчас меня. Как новичка, имеющего на данный момент из десяти поединков девять побед и одно поражение. В этот раз весовая категория умалчивается и смысл слов Марты, сказанных мне в раздевалке, приобретает полную ясность. Против меня выйдет соперник в более тяжёлом весе.
Значит как минимум пора подумать над сменой тактики, а как максимум начать молиться. Для меня, по всей видимости, тщательно подобран противник, шансов мало, но они есть и стоит стиснуть зубы, и рвать до последнего.
Нужно выстоять три раунда по пять минут, довести либо до ничьей, либо попросту не покинуть клетку вперёд ногами.
Рефери проверив наличие капы и осмотрев перчатки, разрешает пройти в октагон(2), где в своём углу меня уже ждёт боец, разминается, прыгая на месте.
Ростом он слегка ниже, но в комплекции я ему значительно уступаю. Грузный, с лишним жирком, хотя мускулатура не вся успела обрасти жировым запасом. При прыжках он делает упор на левую ногу перемещая на неё весь вес и щадя другую, не до конца разгибая коленный сустав. Возможно, тут его слабина, старая травма, болевой синдром в которой может сыграть мне на руку.
Рефери просит подойти соперникам на середину ринга, приветствует и в очередной раз объясняет правила, рассказывает о запрещённых приемах.
Слушая вполуха, разминаю шею, покрутив голову то влево, то вправо, оглядывая переполненные трибуны. В широких креслах у самого октагона VIP-зрители, среди которых заметным ярко-красным маячком сидит Марта.
Чувство нарастающей ненависти, всё сильнее завладевает сознанием. Злость разъедает, грызет и рвётся наружу.
Стоит приберечь её для противника, который оказывается более собранным и проводит серию джебов(3), пробивая то в корпус, то в голову. Оттесняя меня к сетке, заставляя отсиживаться в глухой защите. Он целенаправленно уводит меня вниз, пробивая удары так, чтобы затянуть бой в партер(4). Но даже чувствуя дикую боль, хотя ей не сравниться по силе с той, что причиняли слова Марты, я не иду по плану соперника, а упорно работаю в стойке.
