– А я ведь на тебя поставил, братан, – довольно хвастается Вова, спрыгивая на асфальт и уступая место на кушетке в карете скорой помощи.
– Отлично, – жму парню руку, ощущая, как под бинтами ноют костяшки. – Давай лечи меня и я домой.
Холодные пальцы, не жалея простукивают грудную клетку и с особым вниманием прослушивают дыхание у рубца после операции. Между рёбер боль терпима, но главные испытания ждут меня впереди, а вернее, направляются в мою стороны, бойко разрезая тишину цокотом каблуков. Медленно тяну носом воздух, выдыхаю, хочу опустить голову, чтобы не встречаться с ней взглядом, но Вова цепко держит подбородок, пока пальцы другой руки медленно ощупывают скулы и челюсть.
Какого хрена ей здесь понадобилось? – вертится на языке резонный вопрос, но спрашиваю я совсем другое.
– Настырная, да? – терплю из последних сил, пока парень колдует над огромной гематомой и обрабатывает рассечение над бровью. – Или глухая?
Ошеломленно молчит, неловко глотая злую тональность, с которой я выплевываю слова, твёрдо решив оттолкнуть Марту.
– Вов, скажи Марте Андреевне, чтобы она возвращала свой миленький зад в теплую постельку господина Шорохова, – пальцы парня с нажимом втирают охлаждающий гель в саднящие припухлости на лице, будто принуждая меня прикусить язык и не опускаться до оскорблений. – Мне платят за кровавое развлечение, а если мне не изменяет память. А память у меня не продажная баба, врать не будет - ты не любишь насилие. Тогда я ни черта не понимаю. Что ты здесь забыла?
Вова перестаёт втирать гель, смотрит на меня ошалело, точь-в-точь как и Марта, стоящая за его спиной. У обоих наступает ступор, и если девичья тонкая душевная организация с подобным справиться не может, то Вова реагирует быстро.
– Заткнись, пожалуйста, – цедит сквозь зубы и опасливо озирается по сторонам.
– Я хотела убедиться, что ты несильно пострадал, – почувствовав себя под защитой Вовы, она смело шагает в нашу сторону, сокращая дистанцию, воруя последние остатки обманчивого спокойствия.
– Убедилась, – дождавшись её слабый кивок, продолжаю. – Тогда досвидос.
– Ты хоть знаешь, с кем говоришь? – снова вклинивается Вова.
– Знаю, с подстилкой.
Произношу с надрывом, почти физически ощущая боль от разочарования. Вижу, как Марта морщится, то ли сосредотачивая внимание на нашем разговоре, который вряд ли она может расслышать, мы шепчем, не сговариваясь. То ли над чем-то размышляя.
– Марта, не играй с огнём. Я повторюсь, мне не нужны проблемы и ты мне не нужна, – подмечаю перемену в её небесно-голубых глазах, словно мои слова сильно ранят, но не спешу вестись на дешёвый спектакль. Чистый цвет радужки может быть обманчив, как и её ангельская внешность. – Знаешь? У меня есть принцип - не спать с подстилками, ни при каких обстоятельствах. И количество свиданий не имеет значения.
– А не пошёл бы ты, – фыркает, занося руку для удара, но пощечина так и повисает в воздухе. Воспитанная, чёртова эмпатка, боится причинить мне физическую боль. Да куда уж больнее, чем есть?! Я вывернут наизнанку, но не из-за боя с сильным соперником, а из-за её вранья.
– Так, – вклинивается между нами Вова, подмечая накаленную обстановку, спеша остановить, набирающий обороты скандал. – Брейк. Небольшое сотрясение по-любому есть, – в очередной раз светит фонариком в глаза, проверяя реакцию зрачков. Или же просто пытаясь меня ослепить, чтобы я ненароком не кинулся на мерзавку. – Я бы отправил тебя в больничку, но зная твой характер…
Яркий свет вдруг рассыпается, как стекляшки в калейдоскопе, а слова шумят отдельными невнятными звуками, которые сквозь звон в ушах невозможно разобрать. Последнее что я чувствую, прежде чем отключится - лёгкий цветочный аромат женских духов.
Катмен(1) - человек ответственный за устранение повреждений бойца в перерывах между раундами.
Вызов
Марта
В уютном полумраке комнаты витает шлейф уже привычного лекарственного запаха, нестерпимо хочется от него избавится. Он давно успел пропитать не только мои собранные в небрежный пучок волосы, но и немногочисленную мебель, и стены. Надоедливо впитаться в шторы и постельное белье, на которое я покусилась лишь с краю, устроившись на нем локтем, подпирающим голову.
От запала проявить себя сестрой милосердия остаётся мизерный пшик, но упорная жажда доказать Лёше, что я могу быть нужной, пересиливает желание отмыться от гнетущей обстановки.
А ведь бросить Лёшку, и поехать домой приводить себя в порядок, мне не позволяет недремлющая совесть. Всё и так по большей части из-за меня. Явись я в клуб с привычным опозданием, мы не пересеклись бы, и Ринат подобной игры с чужой жизнью не затеял, просто не просек бы наших взволнованных взглядов.
Чувство вины въедливо грызет уже несколько часов кряду, не давая ни забыться, ни простить себя. А игривый блик заходящего солнца, что проникнув сквозь щель, неплотно задернутой шторы, играет на припухшей части Лешиного лица. Издевательски окрашивая багряными красками бледную кожу, дразня напоминанием о случившемся.
Сейчас Лёша спит спокойно, ровное дыхание и лёгкое посапывание действует на меня убаюкивающе, напоминая о недосыпе. Отяжелевшие веки, налитые усталостью постепенно слипаются. Тягучая дрема без спроса затекает в сознание и обволакивает мысли, давая сигнал к отдыху. Я зеваю, проваливаясь ненадолго во что-то мягкое и тёплое, источающее совершенно другой запах. Еле ощутимые нотки зелёного яблока перекрещенные с мятой, и чем-то особенно меня волнующем. Мне кажется, что моей макушки ласково касаются мужские губы, то ли вскользь с благодарностью, то ли мимолетно по чистой случайности.
Сон слишком поверхностный, неглубокий, чтобы я распознала лёгкую возню рядом с собой.
– Ты что ещё не свалила? – без прелюдий, с особым удовольствием начинает мне хамить Лёшка, приподнимаясь на локтях.
– Ждала пока пошлёшь, не люблю уходить по-английски.
Тянусь к подушкам, чтобы поправить их и помочь подопечному занять более удобную позу, но он тут же зло пресекает мою инициативу. Ладонь покалывает от хлесткого удара, но на удивление слёзы не просятся, хотя очень обидно получить ни за что.
– Я не инвалид, обойдусь без тебя, – вырывается полный ледяной ярости голос, заглушая едва приметный стон. – Ты как гудрон. От тебя не избавиться и не отмыться.
Сцепив зубы, заставляю себя сдержать поток всех желчных ответов на его агрессию. Приятнее будет молча наблюдать за тем, как его гордая задница усядется без посторонней помощи.
Лёшка настырно двигается к подлокотнику, всё же умудряясь каким-то чудом уложить подушки у себя за спиной, таким образом, чтобы не приходилось горбиться и страдать от дискомфорта неудобной позы.
– Я здесь, потому что обещала Вове присмотреть за тобой, – вру, не краснея, мысленно радуясь возможности растворить предательские эмоции в полумрачной обстановке. Скоро наши глаза привыкнут и тогда рассмотреть мельчайшие изменения мимики будет очень просто. – Тебе необходим покой…
