— Здравствуй, Демьян. Извините, что без приглашения. Я не займу ваше время надолго. Заехал поздравить с рождением сына.
— Спасибо. И вас в свою очередь с внуком.
В глазах отца мелькают едва заметные эмоции, а по лицу пробегает тень.
— Спасибо, — его губы едва шевелятся.
Повисает гнетущее молчание, с каждой секундой становящееся все тяжелее.
— Ну, я пойду… — вздыхает и собирается развернуться, когда я, не совладав с собой, хватаю его за руку.
— Может, выпьем чаю, пап?
Отец вздрагивает, как от удара кнутом. Смотрит на мою руку, а потом снова на меня. Мое сердце заходится в приступе тоски. Я ужасно по нему соскучилась. Может, кто-то назовет меня слабой, но мне не хватает родительского тепла иногда, или хотя бы простого понимания, что у меня есть семья. Отцовской дом. В нем нет жизненноважной необходимости, просто сердцу так будет теплее.
— Чаю? — папа направляет взгляд на Демьяна, словно ждет его приговора. — Наверное, это будет неудобно.
— У меня есть коньяк, — спустя их долгий молчаливый диалог глазами, отвечает муж, — Давид недавно привез, еще полбутылки осталось. Можем отметить как надо.
Кажется, я слышу собственный выдох облегчения и благодарности. Душа воспаряет, и мне хочется броситься на Демьяна с объятиями. Сколько бы раз я ни убеждалась в том, что он лучший муж, он делает что-то еще, после чего моя любовь становится еще больше. Сердце сжимается от переполняющих чувств. Любимый мой… он знает как для меня это важно и идет навстречу.
Отец тоже это понимает. Сжимает губы и делает то, чего я не ждала. Протягивает Демьяну руку. Сам. Первый.
Секунда, две… Дышать становится все сложнее. А когда Демьян ее пожимает, мое сердце готово выскочить из груди.
— Заходите. Давид уснул, проснется, сможете познакомиться поближе, — и теперь уже мне, — Ольке набери.
С выступившими в уголках глаз слезами наблюдаю, как папа разувается, входит, я собираюсь провести его внутрь, но он вдруг останавливает меня, взяв за локоть.
Удивленно поднимаю глаза, и… блокада рушится. Отец крепко обнимает меня, рывком прижав к себе. Не в силах сдерживать больше слез, я всхлипываю, позволяя себе вспомнить как это — обнимать папу. Его запах — такой родной, с ноткой табака совсем не изменился. Я знаю, что сейчас он таким образом извиняется. Может быть, никогда не произнесет этих слов вслух, но он жалеет о том, как поступил пять лет назад. Я чувствую это в каждом его напряженном движении и взгляде, полном боли и вины.
Слезы капают на его рубашку, и, судя по тому, как отец тяжело выдыхает, ему было очень нелегко и волнительно сделать этот шаг.
Мама не приехала, значит, она так и не простила меня, но это не играет большой роли. Все главные мужчины моей жизни теперь снова со мной.
Конец
