- Не вернулся.
Девушка пожимает плечами:
- С ним такое часто бывало. Под утро воротится... Ложилась бы спать.
Не могу!!!
- Наверное, так и сделаю. - Подхожу и гляжу на спящую Ангелику: хоть у кого -то получается спокойно спать посреди всего этого хаоса.
А Шарлотта вдруг спрашивает:
- Как тебе это удалось, как ты смогла заставить его привезти тебя сюда? Алекс до сих пор не может в это поверить.
Я оборачиваюсь к ней с грустной полуулыбкой.
- Сама не знаю. Просто повезло...
Но она мне не верит... Точно не верит. Все глядит и глядит на меня своими большими карими глазами, словно хочет докопаться до сути.
Встряхиваю головой: это, наверное, паранойя... Так у людей и едет «крыша». Надо расслабиться и вести себя естественнее.
- Сегодня мы красили кота, - признаюсь вдруг Шарлотте и рассказываю историю целиком. Она смеется, сотрясаясь всем своим телом, и я добавляю: - Ты знала, что, если съесть маковый пирог, то тест на наркотики покажет, что вы находитесь под действием наркотиков?
Вижу недоумение в ее взгляде:
- Это ты к чему? - спрашивает она. - Сегодня на ужин... если память мне не изменяет, маковый пирог не подавали.
И мне приходится каяться:
- Прости, иногда это происходит помимо воли: я выдаю бессмысленные факты, за которые подчас самой стыдно.
- Ты чуточку странная, не так ли? - прищуривает глаза Шарлотта. - Но, знаешь, я тоже такая. - И как бы оправдываясь: - Хотя, возможно, и в меньшей степени, чем ты.
Именно в этот момент и звонит мой сотовый - кидаюсь к нему слишком поспешно для незаинтересованного человека. Но дело уже сделано...
- Алло? - Голос незнакомый, мужской, интересуется, та ли я девушка, что откликается на странное имя «Катастрофа». Отвечаю утвердительно и хватаю бумагу, чтобы записать продиктованный им адрес. - Скоро буду, - бросаю в телефонную трубку. - Задержите его, пожалуйста, до моего прихода. Спасибо!
- Что случилось? - спрашивает Шарлотта. - Это насчет Юлиана?
- Да, кажется ему требуется помощь по транспортировке домой.
- Хочешь сама поехать? Не заблудишься?
И я пожимаю плечами:
- У меня есть навигатор. - А потом смотрю на Ангелику: - Присмотришь за ней до моего возвращения? - спрашиваю Шарлотту. - Ночами она редко просыпается. Тебе нечего беспокоиться!
- Конечно присмотрю, - отзывается девушка. - Ты главное будь осторожнее.
И снова этот взгляд...
- Спасибо, - хватаю сумку с ключами и выскакиваю за дверь. Спешу скрыться с Шарлоттиных глаз... и тороплюсь на помощь Юлиану. Она его не любит, я знаю, слишком многое ей пришлось вынести от него, но собственное сердце испытывает чувства прямо противоположные, и поделать с этим, увы, ничего невозможно. Я на крючке... Как какая -нибудь глупая рыбешка.
Навигатор, когда я забиваю в него нужный адрес, сообщает, что Юлиан ушел не так уж и далеко от дома: десять минут езды - и я на месте. Что ж, тем лучше! Завожу автомобиль и несусь по ночным улицам с превышением скорости.
Небольшой, ничем непримечательный бар «Клементина» встречает меня ором голосов и стуком пустых стаканов о барную стойку. Юлиан сидит за столиком в углу - нахожу его сразу, должно быть, срабатывает невидимый магнит - и лапает какую-то девицу. Пьяную не меньше его самого, откровенно безобразную... Именно такой я ее и вижу, по крайней мере.
Целенаправленно пересекаю узкое пространство между столиками и складываю руки на груди:
- Ты знаешь, какова среднестатистическая продолжительность жизни человека? -спрашиваю я, и Юлиан фокусирует на мне свои голубые глаза.
Удивления не выказывает, только произносит:
- Думаю, ты мне сейчас об этом поведаешь.
Именно так я и делаю:
- Шестьдесят четыре года, - отвечаю на собственный вопрос и добавляю. - И ты своим пьянством сокращаешь эту цифру вдвое.
Рука Юлиана перекочевывает с плеча девушки на ее же талию. Кобель бессовестный!
- Не вижу никакой связи между мной и имеющейся статистикой, - улыбается мне прямо в лицо. А потом другим тоном осведомляется: - Что ты здесь делаешь, Катастрофа?
- Приехала забрать тебя домой, - произношу в том же духе, ощущая громко ухающее сердце где-то у горла. - Пожалуйста, пойдем со мной.
И Юлиан кривит губы в улыбке:
- Вот, значит, как ты заговорила. А несколько часов назад, когда я звал тебя с собой, что ты сделала? Пошла? - И почти выплевывает: - Как бы не так. Ты осталась с ними... Проигнорировала меня. Предательница чертова!
Так и думала, что все дело именно в этом...
- Не будь ребенком, Юлиан. Твои претензии смехотворны... А даже если бы не так, -нахожу нужным добавить я, - неужели ты хотел бы, чтобы твоя семья узнала о нас...
И он вскидывается:
- Стыдишься меня?
- Я думала, ты сам не готов афишировать нашу связь.
И тогда он снова вскипает:
- Связь? Нет у нас никакой связи. Я вообще ни с кем ничем не связан... Я свободный человек и могу делать все, что захочу.
Молча качаю головой, как бы говоря: «Что ж, думай, как хочешь, мой маленький бравый петушок», и Юлиану мое молчание приходится не по нраву. Он тянет пьяную девицу на себя и начинает целовать ее в губы... Если он думал таким образом вызвать мою ревность, то глубоко просчитался: ничего, кроме брезгливости, я не испытываю, что и демонстрирую наглядно. Он замечает это, так как целуется, не закрывая глаз: наблюдает за моей реакцией. Ну сущий ребенок, что еще скажешь!
И наконец добавляет:
- Ты была нужна мне... ты была нужна мне сегодня... чтобы ублажить меня, Катастрофа. -И с особым напором: - Мне вообще ничего, кроме секса, от тебя и не надо! Думаешь, я могу увлечься такой, как ты? Ненормальной девицей с маленьким ребенком? - Презрительно улыбается: - Да никогда. Просто у тебя классная грудь, да и попка тоже ничего. А в остальном... ты такая же, как все. Похотливая сучка, подобно моей матери, готовая выскочить из трусиков при виде первого же смазливого личика... Я презираю таких, как ты. Убирайся отсюда! У-хо-ди.
Он произносит жестокие слова, ранящие до крови, такие, от которых хочется надавать пощечин и убежать прочь, как он и гонит. Только мне не десять лет, и я знаю, что только глубоко несчастный человек станет ранить другого столь же сильно, как больно ему самому. Довольные жизнью люди не причиняют боли другим...
Стискиваю зубы, чтобы не разреветься... от обиды, которая, несмотря на все, жжется в глубине сердца, от, возможно, беспочвенной надежды, которой я позволила расцвести буйным цветом. От самой мысли, что я могла быть такой дурой, чтобы снова впустить в свою душу недостойного человека...